Нил лежал навзничь, разглядывая рябь солнечных зайчиков на отполированном потолке каюты; свет, рассеянный жалюзи, создавал впечатление подводного царства, куда раджу погрузили вместе с Элокеши. Иллюзию усиливало ее полуобнаженное тело, на котором солнечные пятна переливались и дрожали, будто речные струи.
Он любил эти перерывы в любовных утехах, когда подруга задремывала у него под боком. Даже во сне она казалась замершей в танце, словно ее пластический талант не ведал границ и равно проявлял себя в движении и покое, на сцене и в постели. Как исполнительница она славилась тем, что за ее ритмом не могли угнаться самые искусные барабанщики, и в постели ее импровизации так же изумляли, доставляя несказанное наслаждение. Бесподобная гибкость позволяла ей вытворять невиданные фортели: он ляжет сверху и приникнет к ее устам, она же так обовьет его ногами, что его голова окажется между ее ступней; или такое отчебучит: прогнется дугой, и раджа балансирует на упругом изгибе ее живота. Искусная танцовщица, она сама руководила соитием, отчего раджа лишь смутно чувствовал ритмические фигуры, управлявшие сменой темпа, и миг его извержения был абсолютно непредсказуем, но в то же время безоговорочно предрешен все ускоряющимся взлетом к вершине, где с последним тактом он застывал в неподвижности.
Еще больше раджа любил минуты после любовной баталии, когда в спутанном сари изнемогшая Элокеши замирала, словно только что исполнила головокружительный тихайи[36]. Неудержимый зов плоти никогда не оставлял времени, чтобы толком раздеться, а потому шесть ярдов его дхоти и девять ярдов ее сари переплетались замысловатее путаницы их конечностей, и только излившись, он мог насладиться колдовскими чарами ее медленно возникающей наготы. Как многие танцовщицы, Элокеши обладала приятным голосом; она мурлыкала изящную тумри[37], а Нил медленно распутывал ее одежды, постепенно открывая взгляду и губам крепкие лодыжки, на которых позвякивали серебряные браслеты, крутые бедра с литыми мышцами, пушистый холм лобка, нежный изгиб живота и полные груди. Избавившись от последнего лоскутка одежды, они пускались во вторую атаку, медленную и нескончаемо долгую.
Нынче раджа только начал извлекать Элокеши из кокона ее одеяний, как ему помешали: в коридоре второй раз за день некстати возникла перепалка — девичий заслон не пускал Паримала, желавшего сообщить новость.
— Пусть войдет! — досадливо рявкнул Нил.
Он укрыл Элокеши накидкой, однако не озаботился спрятать свою наготу. Камердинер служил у него с тех пор, как он начал ходить, в детстве мыл его и одевал, готовил его, двенадцатилетнего, к первой брачной ночи, наставляя, что следует делать, а потому знал раджу как облупленного.
— Прошу прощенья, господин, — сказал Паримал, войдя в каюту. — Я подумал, вы должны знать о прибытии Берра-саиба, мистера Бернэма. Сейчас он на шхуне. Офицеры приглашены к обеду, а как быть с ним?
Известие застало врасплох, но после секундного размышления Нил кивнул:
— Ты прав, его тоже надо пригласить. Подай чогу.
Паримал снял с крючка халат и помог радже в него облачиться.
— Подожди за дверью, — приказал Нил. — Я напишу другое письмо, которое ты доставишь на корабль.
Камердинер вышел; Элокеши откинула покрывало.
— Что случилось? — спросила она, сонно моргая.
— Ничего. Надо сочинить записку. Ты лежи, я быстро.
Обмакнув перо в чернильницу, раджа начеркал несколько слов, но затем передумал и взял другой лист. Рука его подрагивала, когда он выводил строчку об удовольствии принять мистера Бенджамина Бернэма на борту плавучего дворца. Помешкав, Нил глубоко вздохнул и написал: “Ваш приезд стал счастливым совпадением и непременно порадовал бы моего покойного отца, который, как Вы знаете, очень верил в приметы и знамения…”
Лет двадцать пять назад, когда фирма “Братья Бернэм” еще пребывала в зародыше, ее основатель пришел к старому радже, чтобы договориться о найме под контору его владения. Нужен офис, но капитала маловато, поведал мистер Бернэм, а потому желательна отсрочка платежа. Пока он излагал свое дело, под его стулом тихонько устроилась белая мышка, которую торговец не заметил, но раджа прекрасно видел. Поскольку мышь числилась в символах Ганеш-такур — покровителя удачи, устраняющего препятствия, — заминдар воспринял визит англичанина как знак божественной воли и не только согласился на год отсрочить платеж, но оговорил условие, которое наделяло его правом инвестировать в неоперившуюся фирму. Тонкий знаток людей, раджа угадал в визитере человека будущего. Чем конкретно хочет заняться англичанин, раджа не уточнял — все-таки заминдар, а не рыночный меняла, что по-турецки расселся за своей конторкой.
36
Тихайи — полиритмическая техника в индийской музыке, когда ритмический рисунок мелодии чередуется с паузами.
37
Тумри — особый вид мелодии в индийской музыке, тесно связанный с танцем, слово происходит от глагола