О книге бытия (безбожный трактат).
О тайных обществах у китайцев.
О рисунке как естественном алфавите (он утверждает, что новорожденное дитя умеет рисовать!).
О правде в поэзии (как раз!).
О непопулярности на Яве мельниц для очистки риса.
О связи между поэзией и математическими науками.
О ваянгах[34] у китайцев.
О ценах на яванское кофе (отложил).
Об европейской монетной системе.
Об орошении общинных полей.
О влиянии скрещения рас на психологию.
О торговом балансе (он здесь рассуждает о векселях; отложил для моей книги).
Об устойчивости обычаев в Азии (он утверждает, что Иисус носил тюрбан).
Об идеях Мальтуса относительно количества народонаселения в связи со средствами к существованию.
О коренном населении Америки.
О молах Батавии, Самаранга и Сурабайи.
Об архитектуре как средстве выражения идей.
Об отношении европейских чиновников к яванским князьям (кое-что войдет в мою книгу).
О подвальных квартирах в Амстердаме.
О силе заблуждения.
О бездействии высшего существа, за которое действуют совершенные законы природы.
О соляной монополии на Яве.
О червях в саговой пальме (он утверждает, что их едят),
О притчах, Екклезиасте, Песне Песней и об яванских пантунах[35].
О «jus primi occupatis»[36].
О бедности живописи.
О безнравственности ужения рыбы (это что-то неслыханное!).
О преступлениях европейцев за пределами Европы.
Об оружии слабейших видов животных.
О «jus talionis»[37]. (Опять гнусная статья! За нею следовало стихотворение, которое я, наверное, нашел бы бесстыднейшим из всех, если бы мне пришлось делать выбор).
И это было еще далеко не все. Не говоря уже о стихах, которых было много на разных языках, я нашел ряд трактатов без заглавий, романсы на малайском языке, яванские военные песни. Чего только там не было! Также письма, многие на не известных мне языках. Иные были адресованы ему; вернее, это были копии, но он с ними соединял какую-то цель, потому что на каждом из них другим почерком было помечено: «Совпадает с оригиналом». Кроме того, я нашел выдержки из дневников, наброски и отрывочные мысли, некоторые уж очень отрывочные!
Как было сказано, я отложил кое-что, что, как мне казалось, имело отношение к моей специальности, — я ведь живу для своей специальности. Но относительно остального, должен признаться, я оказался в большом затруднении. Отослать пакет обратно я не мог, потому что не знал, где этот Шальман живет. Кроме того, пакет был мною вскрыт, и я не мог отрицать, что заглянул в его содержимое, да я и не стал бы отрицать этого, потому что правду ставлю выше всего. Мне не удалось бы снова запечатать пакет так, чтобы не видно было следов. Не могу также утаить, что некоторые работы, например о кофе, внушили мне интерес и я охотно использовал бы их. Ежедневно я читал по нескольку страниц и, чем дальше, тем больше приходил к убеждению, что надо быть кофейным маклером, чтобы так хорошо понимать, что и как совершается в мире. Я убежден, например, что Роземейерам, которые ведут сахарные операции, такие рукописи никогда не попадались на глаза.
Я очень боялся, как бы мой Шальман вдруг не появился и не пожелал снова поговорить со мной. Я начал раскаиваться, что в тот вечер повернул на Капельстег, и понял, что с приличного пути никогда и ни под каким видом не надо сворачивать. Конечно, он попросил бы у меня денег и заговорил бы о своем пакете. Я бы ему, может быть, кое-что дал; зато когда на следующий день он прислал бы груду этих писаний, они стали бы моей законной собственностью. Я отделил бы пшеницу от плевел и сохранил то, что могло пригодиться для моей книги, а все остальное сжег бы или бросил в корзину; теперь же я не имею права это сделать, потому что, если он придет, я обязан все возвратить. Если же он заметит, что я придаю значение двум-трем его работам, он, наверное, слишком дорого за них потребует. Ничто не дает продавцу большего превосходства, как уверенность в том, что его товар заинтересовал покупателя. Знающий свое дело купец всегда постарается, насколько возможно, избежать такого положения.
Вот еще одна мысль, которая докажет, до какой степени посещение биржи — я уже говорил об этом — внушает нам человеколюбие. Бастианс — это наш третий бухгалтер, тот самый, который так стар и не тверд на ногах — в последнее время вряд ли полных двадцать пять дней из тридцати приходил на службу в контору, но даже когда приходит, очень плохо выполняет работу. Как честный человек, я обязан перед фирмой Ласт и К0 (потому что Мейеры выделились) заботиться о том, чтобы все работали как следует. Я не имею права бросать на ветер деньги, принадлежащие фирме, из неверно понятого человеколюбия или из-за преувеличенной чувствительности. Это мой принцип. Лучше я дам Бастиансу три гульдена из собственного кармана, чем буду по-прежнему выплачивать ему семьсот гульденов, которые он по-настоящему уже не зарабатывает. Я высчитал, что за тридцать четыре года своей службы этот человек получил от Ласт и К0 (а также от Ласт и Мейер, но Мейеры теперь выделились) сумму приблизительно в пятнадцать тысяч гульденов. Для человека его положения сумма изрядная. Среди мелкого мещанства найдется немного лиц, у которых была бы такая сумма; жаловаться ему, следовательно, нечего. Кстати, это вычисление я произвел с помощью приема, указанного Шальманом в его трактате об умножении.