Адипатти попрощался и поехал к себе домой.
Мефроу Хавелаар осмотрела свое новое жилище и осталась очень довольна, особенно большим садом; она радовалась за маленького Макса, — ему привольно будет на воздухе. Резидент и Хавелаар ушли переодеваться, ибо на предстоящую церемонию необходимо было явиться в официально предписанной одежде. Вокруг дома стояли сотни людей, частью из свиты резидента, частью же из свиты собравшихся главарей. Полицейские инспекторы озабоченно сновали взад и вперед. Одним словом, все предвещало, что на этом забытом клочке земли в западной части Явы однообразие повседневной жизни на какой-то период сменится некоторым оживлением.
Вскоре роскошная карета адипатти снова показалась на площади перед домом. Резидент и Хавелаар, сверкая золотом и серебром и спотыкаясь о шпаги, сели в нее и отправились к дому регента, где их встретила музыка гонгов, гамлангов[78] и всевозможных трещеток. Фербрюгге, также сменивший свой забрызганный грязью костюм, находился уже там. Главари пониже рангом сидели, по восточному обычаю, большим кругом, на циновках на полу, а в конце длинной галереи стоял стол, за которым заняли места резидент, адипатти, ассистент- резидент, контролер и двое-трое чиновников пониже званием и рангом.
Резидент встал и прочел приказ генерал-губернатора, согласно которому господин Макс Хавелаар назначался ассистент-резидентом округа Бантанг-Кидуль, или, иначе, южного Бантама, называемого туземцами Лебаком. Затем он взял в руки лист с текстом присяги, обязательной при вступлении в должность и согласно которой соответствующее лицо удостоверяло, что «оно никому ничего не обещало и не давало и не обещает и не даст для того, чтобы получить указанную должность, что оно будет верно служить его величеству, королю Нидерландов, и подчиняться наместнику его величества в индийских странах, что оно будет точно соблюдать изданные или имеющие быть изданными законы и постановления и будет заботиться о соблюдении таковых своими подчиненными и что оно во всем будет вести себя так, как это подобает достойному...» (в данном случае — ассистент-резиденту).
После этого, разумеется, следовало сакраментальное: «В чем да поможет мне всемогущий бог».
Хавелаар повторял за резидентом слова присяги. Собственно говоря, следовало бы считать включенным в текст присяги обет защиты туземного населения от эксплуатации и угнетения, ибо при словах клятвы о соблюдении законов и постановлений достаточно было бы вспомнить о многочисленных соответствующих предписаниях, чтобы понять, что, в сущности, особая клятва при этом совсем не нужна. Но, по-видимому, законодатели полагали, что маслом кашу не испортишь, и поэтому от ассистент-резидента требовалась еще особая присяга, в которой обязанность защищать туземцев была еще раз определенно выражена. Итак, Хавелаар вторично призвал «всемогущего бога» в свидетели того, что он «будет защищать туземное население от угнетения, несправедливости и вымогательства».
Внимательный наблюдатель подметил бы разницу между резидентом и Хавелааром в тоне и манере держаться во время этой церемонии. Оба уже не раз участвовали в подобных торжествах, и различие, о котором я говорю, состояло не в том, что тот или другой находился под более или менее сильным впечатлением от самой церемонии. Оно вытекало из совершенно противоположных свойств характера и мировоззрения. Правда, в данном случае резидент говорил несколько быстрее обычного, ведь он читал приказ и присягу, что избавляло его от необходимости подыскивать слова. Но он делал это с такой торжественностью и с такой серьезностью, что наблюдатель поверхностный легко поверил бы, будто резидент и в самом деле придает очень большое значение совершаемой им церемонии. У Хавелаара же, когда он, подняв палец, повторял за резидентом слова клятвы, лицо, голос и поза как бы выражали: «Это все само собой разумеется, и бог здесь ни при чем, — все это я буду делать и без него». И знаток человеческой души больше доверия оказал бы его кажущемуся равнодушию, нежели напыщенной торжественности резидента.
В самом деле, не смешно ли предполагать, что человек, призванный судить других и держащий в своих руках судьбы тысяч людей, будет считать себя связанным несколькими произнесенными им звуками, если бы он не был побуждаем к тому собственным сердцем и без этих звуков?
Относительно Хавелаара мы убеждены, что он защищал бы бедных и угнетенных, где бы их ни встретил, даже если бы он клялся перед «всемогущим богом» действовать наоборот.
Затем последовало обращение резидента к главарям, в котором он представил им ассистент-резидента как главу округа и призвал их подчиняться ему, добросовестно выполнять свои обязанности. После этого главари были представлены Хавелаару поименно. Хавелаар пожал каждому руку, и церемония «водворения» была закончена.
78
Гонг, гамланг — яванские музыкальные инструменты. «Гонг звучит резко, а гамланг нежно и приятно, но очень печально». (Прим. автора.)