Внезапно распространился слух, что в Манделинге открыт заговор, в котором замешан янг ди пертуан; цель заговора — поднять священное знамя восстания и перебить всех европейцев. Открытие это было сделано в Натале, что совершенно естественно: в соседней провинции положение дел всегда известно лучше, чем на месте, потому что многие, кто воздерживается от оглашения известных им обстоятельств из страха перед могущественным главарем, становятся до известной степени смелее, когда находятся на территории, на которую власть последнего не распространяется.
Вот почему, Фербрюгге, я не новичок в делах Лебака и сравнительно много знал о том, что здесь делается, еще задолго до того, как мог думать, что буду сюда когда-либо переведен. В тысяча восемьсот сорок шестом году я был в округе Краванг и много странствовал по территории Преангера, где уже в тысяча восемьсот сороковом году встречался с беглецами из Лебака. Я знаком также с некоторыми землевладельцами из округа Бёйтензорг и из окрестностей Батавии и знаю, что там землевладельцы издавна радовались дурным порядкам здешнего округа, потому что это способствовало увеличению населения их мест.
Итак, в Натале стало известно про заговор в Манделинге, в котором был замешан янг ди пертуан, оказавшийся, следовательно, — если только заговор этот действительно имел место, чего я не знаю, — изменником. Согласно показаниям свидетелей, которых допросил контролер Наталя, он собрал, вместе со своим братом Сутан Адамом, всех баттакских главарей в священной роще и заставил их поклясться, что они не положат оружия, пока власть «христианских псов» в Манделинге не будет уничтожена. Само собою разумеется, что при этом он сослался на голос с неба, якобы его вдохновивший. Вы знаете, что в подобных обстоятельствах такие заявления делаются обязательно.
Были ли действительно такие намерения у янг ди пертуана, я с уверенностью сказать не могу. Я читал показания свидетелей, но вы сейчас увидите, почему им нельзя доверять безусловно. Одно несомненно, что благодаря своему мусульманскому фанатизму он был вполне способен на это. Вместе со всем баттакским населением он незадолго до этого был обращен атьинцами в ислам, а новообращенные всегда особенно фанатичны.
Следствием этого действительного или мнимого открытия было то, что ассистент-резидент Манделинга арестовал янг ди пертуана и отправил его в Наталь. Здесь контролер предварительно заточил его в крепость, а затем с первым же кораблем отправил в Паданг, к губернатору западного берега Суматры. Само собою разумеется, что губернатору представили все документы, в которых изложены были столь тяжкие улики; документы эти должны были оправдать строгость принятых мер. Из Манделинга наш янг ди пертуан выехал в качестве арестованного; в Натале он был тоже под стражей; на борту военного корабля, перевозившего его в Паданг, он, разумеется, оставался арестованным. Виновен ли он был, или нет (что в данном случае безразлично, раз он в судебном порядке был обвинен в государственной измене), он должен был ожидать, что и в Паданг он также прибудет как арестованный. Как же он должен был удивиться, когда при высадке он не только услышал, что свободен, но получил извещение, что генерал, карета которого стояла у места высадки, сочтет за особую честь принять его в своем доме. Вряд ли был когда- либо случай, чтобы арестованного по подозрению в государственной измене ждал такой приятный сюрприз!
Вскоре после этого ассистент-резидент Манделинга был отставлен от должности якобы за разные оплошности, в разбор которых я здесь не вхожу. А янг ди пертуан, проведя некоторое время в Паданге гостем генерала, который отнесся к нему с исключительным вниманием, возвратился через Наталь в Манделинг, но не с законной гордостью человека, невиновность которого доказана, а с высокомерием лица, столь высоко стоящего, что оно даже не нуждается в оправдании и подтверждении своей невиновности. Одно несомненно: расследования по этому делу не было произведено никакого! Даже если допустить, что возведенное на него обвинение было признано ложным, расследование было необходимо хотя бы для того, чтобы наказать лжесвидетелей и в особенности тех, кто мог склонить их к такому лжесвидетельству. По-видимому, у генерала были особые причины не доводить дело до расследования. Обвинение, возведенное на янг ди пертуана, сочли просто за несуществовавшее. Я уверен, материалы, послужившие для возбуждения этого дела, так никогда и не попали на глаза властям в Батавии.