Страх перед собственным страданием не играл никакой роли в его сомнениях. Хотя он и знал, как неблагосклонно правительство относится к жалобам на регентов и насколько легче лишить хлеба лебакского чиновника, чем наказать туземного главаря, все же у него была особая причина надеяться, что как раз теперь, при рассмотрении этого вопроса, возьмут верх иные соображения, нежели обычно. Правда, он выполнил бы свой долг, даже если бы он на это не надеялся, и тем охотнее, что положение его и его семьи было бы в этом случае гораздо более опасным, чем когда-либо. Мы уже говорили, что трудности лишь подзадоривали его и что он жаждал принести себя в жертву. Но Хавелаар полагал, что здесь не стоял вопрос о самопожертвовании, и опасался, что, когда дело дойдет наконец до серьезной борьбы против несправедливости, он лишен будет гордого сознания, что начал борьбу как слабейшая сторона. Он думал, что во главе правительства стоит генерал- губернатор, который будет его союзником, и — это также было одной из особенностей его характера—именно это обстоятельство заставляло его откладывать переход к строгим мерам, так как ему не хотелось нападать на несправедливость в такой момент, когда, по его мнению, справедливость была очень сильна. Я уже указывал, пытаясь дать понятие о самой сущности его натуры, что при всей своей проницательности он был очень наивен.
Посмотрим теперь, как он пришел к своему ошибочному заключению.
Немногие европейские читатели могут составить себе правильное представление о той власти, которую имеет генерал-губернатор в Нидерландской Индии. Не будем говорить о качествах ума и сердца, которые для этого требуются. Я обращу лишь внимание на ту головокружительную высоту, на какую внезапно возносится человек, вчера бывший еще простым гражданином, а сегодня получивший власть над миллионами подданных. Мне кажется, я правильно назвал эту высоту головокружительной. Она действительно напоминает о головокружении человека, который неожиданно очутился на краю пропасти, или о той внезапной слепоте, что поражает нас при переходе из глубокого мрака на яркий свет. Наши нервы и наши глаза не выносят столь резких переходов, хотя бы они и отличались исключительной выносливостью.
Если, таким образом, назначение на должность генерал-губернатора грозит развратить человека даже выдающихся умственных и нравственных качеств, то чего же можно ожидать от людей, и до этого назначения подверженных многим слабостям?
Я могу изобразить обычную «историю болезни» генерал-губернатора следующим образом:
Первая стадия: головокружение, опьянение фимиамом, самовозвеличение, безграничная самоуверенность, пренебрежение к другим, особенно к старым служащим.
Вторая стадия: утомление, страх, уныние, потребность в отдыхе и сне, чрезмерные надежды на Совет по делам Индии, тоска по своей голландской вилле.
Как переходный момент между этими стадиями — быть может, даже как причина этого перехода — дизентерийные заболевания желудка.
Я надеюсь, что многие в Индии будут мне благодарны за этот диагноз. Несомненно, что больной, который в первый период поперхнулся бы, проглотив комара, впоследствии, после дизентерии, без труда проглотит и верблюда. Или, чтобы выразиться яснее, несомненно, что чиновник, который «принимает подарок, не имея целью обогащение», — скажем, принимает ничтожную по цене связку бананов, — в первый период болезни будет изгнан с позором. Но тот, у кого хватит терпения дождаться второго периода, преспокойно сможет завладеть садом, где растут эти самые бананы, да заодно и прилегающими садами... и домами, которые в них стоят... и тем, что находится в домах... и еще многим другим в придачу, как ему заблагорассудится.
Каждый может воспользоваться этим патологически- философским примечанием к своей выгоде, но должен держать мой рецепт в секрете, во избежание большой конкуренции.