— Но ты же беременна, черт возьми!
— Да. — Она улыбнулась. — Я знаю.
— И мне не хотелось бы, чтобы ты рисковала собой и ребенком из-за какого-то нелепого упрямства.
— Нелепого?
— Именно, — отрезал Макс, гадая, откуда у него вдруг появилась такая сверхзаботливость. Он только знал, что когда увидел, как Джулия толкает этот чертов шкаф, который весит в два раз больше, чем она сама, то почувствовал, как внутри него словно что-то оборвалось.
— Если мы поженимся, Макс…
— Если?
— Если мы поженимся, тебе придется смириться с тем, что я не позволю собой командовать.
— Какая жалость. — Почему его буквально трясет от эмоций? И какого черта он сознательно бросает вызов женщине, которая, как он знал, будет бороться с ним ногтями и зубами?
— Для тебя, — Джулия сделала к нему шаг и, откинув с лица волосы, посмотрела ему в глаза.
Да, она пытается выглядеть решительно и непоколебимо. Но этот блеск в глазах Джулии был таким сексуальным, что ему вдруг нестерпимо захотелось опрокинуть ее на кровать…
— Я прекрасно способна позаботиться о себе сама.
— Ты выходишь за меня замуж, — сказал он тихо, но твердо, — что делает заботу о тебе моей прямой обязанностью.
Она невесело улыбнулась.
— Ты рассуждаешь как средневековый феодал.
— Ну что ж, я могу с этим жить.
— А я нет.
— Тебе так трудно принять помощь?
Резко выдохнув, Джулия сдула упавшую на глаза прядь.
— Я не говорю о помощи, Макс. — сказала она, не отводя взгляда от его лица, словно пытаясь передать ему свои мысли. — Я и пришла к тебе, потому что чувствовала: ты можешь защитить меня.
Что-то сжалось у него в груди от этих простых слов. Макс знал, что в деловых кругах его уважают и его коллеги, и даже соперники. Знал, что данному им слову верили. Но в личной жизни его ранили так глубоко, что он не мог позволить себе давать никаких обещаний, которых хотели от него женщины.
Макс считал себя холодным и думал, что был в ладу с самим собой. Но тем не менее эти несколько слов, сказанные Джулией, значили для него больше, чем он мог бы в этом признаться. Ледяная стена вокруг его сердца рухнула, пронзив его своими осколками. И в то же время где-то в уголке его сознания здравый смысл шептал ему: она пришла к тебе, потому что знала: ты поможешь ей, даже если она беременна от другого мужчины. Она пришла к тебе за помощью, но солгала тебе. Почему? Потому что знала, что ты сделаешь для нее все, или потому, что думала, будто с ее положением в обществе она делает честь для тебя?
Но имело ли это значение?
Он получил то, что хотел.
Ее. И наследника, которого она родит. Макс все еще продолжал беспокоиться об отце ребенка. Что, если он вернется и станет требовать своих прав на него? И если этот безымянный донор спермы изменит свое решение насчет ребенка, не захочет ли он снова и Джулию? Кто, черт возьми, мог бы не хотеть ее?
Его мысли прыгали, когда он шел к ней. Его взгляд не отрывался от лица Джулии, когда он говорил себе, что никогда не отпустит ее. Никогда не даст вернуться к тому, кто воспользовался ею, а затем оставил одну. Она теперь его. Так же как и ребенок.
Чем ближе Макс подходил к ней, тем больше росла в нем эта потребность. Его. Это слово снова и снова отдавалось эхом в его сознании. Джулия Прентис будет его женой. Ее ребенок будет его наследником. И он уничтожит любого, кто попытается помешать ему.
Его тело было напряжено, кровь тяжелыми толчками пульсировала в жилах, мысли одна за другой бежали в его сознании, словно осенние листья, гонимые порывами ветра. Она была слишком близко к нему, чтобы он мог думать о чем-то еще, кроме того, как овладеть ею. Утонуть в ее глазах, потерять себя в ее теле, дать захватить себя восхитительному приливу жара и желания, которое накатывало на него каждый раз, когда он видел ее.
— Я всегда буду защищать тебя и твоего ребенка, — наконец сказал Макс, борясь с потребностью схватить Джулию и прижаться губами к ее губам. — А так как я теперь считаюсь отцом ребенка, то не собираюсь стоять в стороне и смотреть, как ты подвергаешь его опасности.
— Я ни за что не подвергла бы опасности своего ребенка, — сказала девушка, не отводя от него взгляда.
Макс спросил себя: почему, глядя на Джулию, он хочет быть уверенным в ее безопасности и в то же время желает бросить ее на постель и потерять себя в ней? Но любой ответ только еще больше заставил бы его терзаться, и он решил оставить эти попытки.
— А почему бы тебе заодно не дать мне указания и на остальные семь месяцев? — Ее глаза блестели, отражая мягкий свет в комнате. Макс почувствовал, что ему трудно дышать, когда он заглянул в глубокую синеву этих сияющих глаз.