— Смотри, оно живое, — говорит робиот-з, — только низкоэнергетическое.
Ничего себе им словарный запас заложили.
— И окровавленное.
— Конечно, окровавленное. Мы же это подстрелили, чтобы с неба достать.
Да уж, стихами они не говорят, но хотя бы общаются. По сравнению с шахматным компьютером — уже прогресс.
Как бы мне ни нравилось слушать, как они меня обсуждают, решаю, что это пустая трата времени. Открываю глаза и покашливаю.
Я лежу на полу на одеяле. Пол знакомо покачивается, и память сразу сигнализирует: я на корабле. Сдерживая стон, поднимаюсь на ноги.
Передо мной стоит человек с раскосыми узкими глазами и высокими скулами, то ли китаец, то ли кореец. Он на пару инчей ниже меня ростом, но я очень длинная, и коротышкой его не назовешь. Он плотно сбит, в очках, одет, как в старых фильмах, в простой френч китайского флота. Густые черные волосы гладко зачесаны назад.
— Максимум Райд, я мистер Чу. — Он почти что вежливо представляется, но руки мне не подает.
— Что вы от меня хотите, мистер Чу? — Я решаю, что нечего попусту тянуть резину, и беру быка за рога.
— Я хочу объяснить тебе, что ты должна немедленно порвать все связи с «Коалицией по Прекращению Безумия». — Он пристально смотрит мне прямо в глаза.
Не может быть, чтобы это было его единственное желание.
— Ну и…
— Ты не знаешь их настоящих планов. Они используют тебя в своих корыстных целях.
Мне почему-то зудит ввести его в курс дела.
— Они платят нам за работу. Пышками.
— Я представляю группу очень влиятельных и очень богатых бизнесменов всего мира, — оповещает меня мистер Чу.
— Конечно-конечно, кто бы сомневался. — Он не может не отметить покладистых интонаций в моем голосе. Но, надеюсь, не замечает, что я оглядываю помещение в поисках выхода.
— Мы единственные, кто знает реальную картину происходящего.
— Безусловно.
В потолке маленькое окно. Смогу я… Куда там! Макс теперь прикована к земле… О, черт!
— Приближается время Апокалипсиса. — Мистер Чу заводится все больше и больше.
— Вы не первый мне об этом говорите.
— Это правда. Но наша группа переживет и Апокалипсис. Мы единственные, кто выживет на планете, уничтоженной современными мировыми лидерами.
— А самому-то вам не хочется стать мировым лидером? — участливо интересуюсь у него.
Хлоп!
Он бросился вперед, но с моим молниеносным инстинктом я стремительно мотнула головой. Что, бесспорно, меня спасло. Но он все равно дал мне увесистую оплеуху. Медленно выпрямляюсь, чувствуя, как горит щека и нарастает волна ярости.
— Ты тупая, зазнавшаяся девчонка. — Он брызжет слюной (или ядом). — Присоединись к нам со своей стаей, и я гарантирую тебе, что охота на вас закончится. Сотрудничество с нами означает жизнь. Но если ты хочешь продолжать настаивать на ваших идиотских идеях, вдолбленных вам в головы вашей КППБ, готовься к худшему. Вас уничтожат. Места вам в новом мире не будет.
— Скажи лучше что-нибудь новенькое. — Я оскалилась, а кулаки у меня непроизвольно сжались. — Ни я, ни моя стая не продаемся. Заруби себе на носу. Раз и навсегда. Так что давай, торопись, действуй, Чу-чело.
Сейчас он даст сигнал, и на меня бросятся его робиоты. Посмотрим, добавят ли их стальные кулачищи убедительности его слабоватым аргументам.
— Жаль, конечно, что вы умрете, но мои ученые с радостью разберут вас на части, посмотреть, как работает ваша механика.
— Подумай головой, если твои ученые разберут меня на части, механика моя работать перестанет. Это и ребенок малый поймет.
Мистер Чу вот-вот взорвется, но пока продолжает трындеть свое, как по писаному:
— Ты думаешь, это все мои фантазии. Ошибаешься! Все, что я тебе сказал, реальность такая же очевидная, как боль в твоем правом крыле или синяк от моей пощечины. Кстати, раз уж речь зашла о боли, ты, Максимум, должна знать, что мы в совершенстве овладели искусством убеждения.
— Боль проходит, — медленно говорю я. — А упрямство остается. Вот и подумай, сломит ли сила солому?
Последнее, что я помню, это красное от ярости лицо мистера Чу.
15
Я прирожденный боец, закаленный в тысяче передряг. Тем более унизительно быть выброшенной из машины на полной скорости в полумиле от дома. Плюс я, конечно же, приземлилась на раненое крыло — а-а-а-а!!! — и кубарем скатилась в придорожную канаву. Со связанными за спиной руками скриплю от боли зубами, то и дело заваливаюсь, медленно встаю на карачки и наконец неуклюже поднимаюсь на ноги. Колени дрожат и подкашиваются. В голове туман. Крыло заскорузло от запекшейся крови. На физиономии живого места нет, и щека пылает огнем.