В лицо ударил яркий свет. Борис не устоял на ногах, упал. Послышался грохот, похожий на лязганье огромных валунов. Землетрясение. Трупы летучих мышей навалились на него со всех сторон. Он оказался в центре воронки, стенки которой стремительно сужались. Летучие мыши засыпали его, как песчинки в песочных часах. Борис пытался выбраться, но ему не хватало сил. Яркий свет уже едва проглядывался через гору мертвых грызунов над ним. Борис задыхался.
Внутри сна он умер.
Утром Сагал первым делом осушил полбутылки скотча — завтрак, как уверяли врачи, должен быть плотным. Дау настойчиво требовал прогулку, и отказать мохнатому другу было бы верхом предательства.
Погода стояла под стать настроению — мрачная, выпал первый снег. Осень в этом году затянулась — новогодние салюты отгремели над зеленой травой. Сагал никогда не праздновал Новый год, и вообще ничего не праздновал. Само понятие праздника ему претило. Для того чтобы напиться повод не нужен. А разве есть иная причина существования праздничных дней?
Дау нассал на колесо черного мерседеса с мигалкой, припаркованного у подъезда. Из машины вышел амбального вида водитель в черном костюме и пригрозил оторвать псу голову. Дау в ответ обложил вражину собачим матом. Тогда водитель решил, что вытирать мочу с колеса должен хозяин.
— Сам языком вытри. Тебе ж не привыкать, — ответил ему Сагал.
Если бы не фигура невысокого мужчины в длинном пальто, появившаяся на крыльце, водитель прибил бы их обоих на месте.
— Доброе утро, сосед. — Михаил Гайворонский махнул рукой Сагалу и, не дождавшись ответа, сел в машину.
— Доброе, доброе…
Водитель закрыл за боссом дверь и напоследок выстрелил в Сагала взглядом.
Давно пора заняться Гайворонским, да руки все не доходят. Продажные медиа нарисовали ему сладкую репутацию: и народный депутат, и меценат, и на храмы жертвует, и детям в детских домах помогает. Наверняка под маской святоши скрывался тот еще черт. На полноценный проект не тянет, но все же лучше, чем ничего.
В другой раз.
В обед звонил риэлтор, спрашивал, не передумал ли Сагал насчет продажи квартиры. Услышав положительный ответ, риэлтор взбодрился и тут же предложил устроить показ на вечер.
— А вы… эм… возможно, мы могли бы организовать показ без вашего участия?
— Это почему же без меня? — удивился Сагал.
Риэлтор припомнил прошлый показ. Тогда приезжала семейная парочка в возрасте: седовласый интеллигент в круглых очках и худосочная дамочка в золотистой меховой шубке. Прикрывая нос платком, дамочка прохаживалась по полу на цыпочках, театрально фыркая и цокая. То паркет собачьими когтями испорчен, то мочой воняет, еще и паутина под потолком. Но больше всего ее возмутило «неуважительное отношение» Сагала к комнате-музею. Она так и сказала: «Такое пренебрежение к памяти великого человека просто возмутительно». Сагал тут же предложил нанять даму в качестве смотрительницы и по совместительству уборщицы. Муж решил было заступиться за честь жены, но вышло не очень. В итоге парочка, изрыгая проклятия, сбежала, оставив риэлтора краснеть от стыда.
— Вы же понимаете, такую квартиру могут позволить себе только очень состоятельные люди. К ним нужен, так сказать, особый подход. Мы вызовем клининговую компанию, все подготовим. Конечно же, за наш счет…
Сагал согласился. Последние сбережения он потратил на создание образа Бориса Вайно и остро нуждался в наличности. Ни один проект прежде не отнимал у него столько ресурсов.
Информационный вирус, запущенный им с помощью фейковых статей и поддельных аккаунтов богатых тусовщиков, сам распространился по венам людского тщеславия. Устами хвастливых пижонов Борис Вайно из виртуального персонажа превратился в реального. За короткое время ему удалось пробиться на прием к Сибилле Сканде, ради чего весь этот маскарад и был затеян. Сагалу оставалось только вжиться в роль — научиться двигаться как Борис, говорить как Борис и даже думать как он. Последнее далось особенно трудно. Сагал спорил с Борисом, тыкал носом в факты, оскорблял, насмехался. Иногда он даже ловил себя на мысли, что кричит на собственное отражение в зеркале.