Достаточно типична для немецких философов и мечта о сильном лидере. Неслучайно в том же 1918 году младший современник Вебера Огюст Шпенглер высказал предположение, что «до Гете мы, немцы, больше никогда не дойдем, но можем дойти до Цезаря».
Ни Вебер, ни Шпенглер, конечно же, не могли и предположить, что, материализовавшись, новый вариант Цезаря обретет черты Адольфа Шикльгрубера.
Кончина
Конечно, и для мира и для Германии было бы лучше, если бы во главе немецкого национального движения встал какой-нибудь интеллигент вроде Макса Вебера. Он навер няка никогда бы не дошел ни до антисемитизма, ни до идеи полного уничтожения «недочеловеков». Но в том-то и за ключается проблема интеллигенции, что ее наиболее дос тойные представители не приспособлены для такой «гряз ной» и приземленной сферы, как политика.
В 1919–1920 годах Вебер честно пытался служить Гер мании именно на политическом поприще. Вместе с другими либеральными политиками он участвовал в создании Демо кратической партии и даже претендовал на то, чтобы стать ее лидером. Шансы столь блестящего оратора и великого труженика были очень велики, но партийные бюрократы сделали все, чтобы «прокатить» его на выборах Учредитель ного комитета. Он был слишком яркой личностью, а его неосведомленность в различных «тонких» вопросах могла поломать многие политические комбинации.
Вебер очень переживал из-за поражения, которое, видимо, было для него благом. Его искренность и порывистость вряд ли могли помочь во всевозможных манипуляциях и интригах. Приступы неуверенности, а также надежда на то, что к вершинам власти можно подняться «малой кровью» и не изменяя своим убеждениям, тоже не способствовали его политической карьере.
Вебер часто пасовал в решающие моменты, оправдываясь… своим максимализмом. Ему, якобы, требовалось все или ничего, хотелось полной и безоговорочной победы, а потому он не спешил действовать.
«У меня такое чувство, что жизнь все еще что-то утаивает от меня», — говорил ученый и надеялся, что судьба бережет его для великих дел, совершив которые он встанет в один ряд с Оттоном Великим, Фридрихом Барбароссой и Бисмарком. В действительности это была лишь иллюзия.
Макс Вебер умер от пневмонии 14 июня 1920 года в Мюнхене, там же был кремирован и через некоторое время похоронен в Гейдельберге.
Посмертная слава
Смерть Макса Вебера, хотя и не прошла незамеченной соотечественниками, не вызвала особого резонанса. В стране начался очередной внутренний кризис. Политические баталии интересовали всех больше, чем научные.
Тем не менее усилия вдовы по пропаганде научного наследия ее мужа дали определенные результаты. Стараниями Марианны Вебер были изданы ранее не публиковавшиеся произведения покойного. На протяжении довольно короткого времени один за другим вышли сборники «Политические сочинения» (1921), «Собрание сочинений по наукоучению» (1922), «Собрание сочинений по социальной и экономической истории» (1924), «Собрание сочинений по социологии и социальной политике» (1924).
Фамилия Вебер была на слуху отчасти и благодаря родному брату Макса Альфреду (1868–1958), который тоже был социологом и завоевал довольно широкую известность своим активным неприятием нацизма.
Настоящая же посмертная слава пришла к Веберу в 1930-х годах благодаря американскому социологу Толкотту Парсонсу. Гарвардский ученый сначала перевел на английский его «Протестантскую этику», а несколько позже, в своем главном труде «Структура социального действия» (1937), выступил как популяризатор веберовских взглядов.
После Второй мировой войны о Вебере опять забыли.
В вузах ФРГ социологи изучали не столько своих соотечественников, сколько современных американцев, таких как Р. Мертон и Т. Парсонс. Подобная практика являлась частью «перевоспитания» и «переориентации» немцев на ценности западных демократий.
Только Гейдельбергский съезд социологов, проведенный в 1964 году и приуроченный к 100-летию Макса Вебера, прояснил немцам подлинное значение их великого соотечественника. Знаменитые социологи со всего мира собрались почтить память своего общего «отца». Здесь были Т. Парсонс (Гарвард), П. Росси (Турин), Р. Арон (Париж), Г. Маркузе и Р. Бенедикс (Беркли). Все они вспоминали того человека, который наряду с Карлом Марксом и Эмилем Дюркгеймом стал одним из столпов мировой «социологической троицы».
Труднопостижимость Макса Вебера
Макс Вебер принадлежал к числу тех ученых, которых принято называть «энциклопедистами» и которые почти исчезли сегодня. Вебер с одинаковым успехом выступал в роли историка хозяйства, политических институтов, религии.
Однако стремительность, с которой он перескакивал из истории в философию, из философии в социологию, из социологии в юриспруденцию и т. д., усложняет целостное восприятие его научного наследия.
Бесспорно, наибольшую известность он приобрел как социолог, но и здесь все выглядит не так просто. Он не создал какой-либо единой социологической теории. Работая то в одном, то в другом направлении, занимаясь то религиоведением, то вопросами методологии, он возвращался к уже отработанным темам, добавлял к ним что-то новое, но, кажется, даже не пытался построить из этих весьма разнородных «блоков» некое единое здание.
Изучать его научное наследие, видимо, также придется «блоками», учитывая при этом, что каждый «блок» состоит из весьма разнородных и не очень надежно скрепленных между собой «кирпичиков».
НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ
«Протестантская этика и дух капитализма»
Именно это произведение стало самым известным из тех, которые вышли при жизни Макса Вебера. В нем он рассмотрел рациональность как специфическую черту западноевропейского развития. Причины формирования рациональности Вебер связал с известными видами рационального жизненного поведения, назвав его «капиталистическим духом».
Свою работу он начал с отрицания расхожего представления о капитализме как о явлении, прежде всего связанном с наживой. «Стремление к предпринимательству, стремление к наживе, к денежной выгоде… само по себе не имеет ничего общего с капитализмом», — писал ученый («Протестантская этика и дух капитализма», 1905). Тем не менее капитализм отнюдь не исключает этого «стремления к наживе», поскольку отсутствие ориентации на рентабельность неизбежно обрекает его на гибель.
Если же говорить о капитализме как хозяйственной деятельности, то, согласно Веберу, он существовал во всех государствах античного мира. Что касается самого автора, то его интересовали не формы капитализма (авантюристический, торговый, милитаристский, политический), а сам процесс «возникновения буржуазного промышленного капитализма с его рациональной организацией свободного труда».
По мнению Вебера, «хозяйственное мышление» и формы хозяйства зависят от «определенной религиозной направленности». Так, особенности современного западного капитализма обусловлены идеологией протестантизма. Этот тезис он подтверждал статистическими данными, в частности, фактом преобладания протестантов среди владельцев капиталов и предпринимателей, среди высших квалифицированных слоев рабочих, а также среднего и высшего тех нического персонала современных предприятий. Это, по мнению Вебера, было связано со своеобразным складом психики, сформированным воспитанием и нашедшим свое выражение в профессиональной деятельности.