Другой вопрос - беспорядок дома. Пришел я к ребенку домой. Беспорядок ужасный. Просто бедлам. Три комнаты. Половина мебели поломана. За окнами мухи валяются с 1930 г. Кругом толстый слой пыли.
Какой же воспитательный процесс может быть в этой пыли, в этой свалке вещей, которую никто не разбирает, о которой никто не заботится.
Если в квартире идеальная чистота, если нет лишних вещей и если вы поддерживаете порядок, у вас ребенок не может быть очень плохим. Внешний порядок, к которому вы приучаете ребенка с самого раннего возраста, формирует его, заставляет его предьявлять к себе большие требования.
К сожалению, такой внешний порядок мне не очень часто приходилось наблюдать в тех семьях, куда меня приглашали. Как же вы можете воспитывать ребенка, живое существо, человека, советского гражданина, если вы не способны организовать десяток неодушевленных предметов в вашей квартире?
Вам за воспитание живого человека и браться тогда нечего. Пригласите наемного воспитателя или отдайте ребенка навсегда из дома. нужно научиться самим организовать вещи, нужно научить этому ребенка, и тогда ребенок скорее станет членом коллектива. Вот этому и должна научить школа тех родителей, которые не знают, что делать.
Следующий вопрос. Я выдвигаю такое положение, что настоящая семья должна быть хорошим хозяйственным коллективом. И ребенок с малых лет должен быть членом этого хозяйственного коллектива. Он должен знать, откуда у семьи средства, что покупается, почему это можно купить, а этого нельзя и т.д.
Ребенка надо привлекать к участию в жизни хозяйственного коллектива как можно раньше, с пяти лет. Ребенок должен отвечать за хозяйство своего коллектива. Отвечать не формально, конечно, а удобствами своей жизни и жизни семьи. Если в хозяйстве плохо, то в жизни его тоже худо. Этим вопросом следует заняться.
И наконец, товарищи, последний вопрос, пожалуй, самый трудный, - это вопрос о счастье.
Обычно говорят: я - мать и я - отец все отдаем ребенку, жертвуем ему всем, в том числе и собственным счастьем.
Самый ужасный подарок, какой только могут сделать родители своему ребенку. Это такой ужасный подарок, что можно рекомендовать: если вы хотите отравить вашего ребенка, дайте ему выпить в большой дозе вашего собственного счастья, и он отравится.
Надо ставить вопрос так: никаких жертв, никогда, ни за что. Наоборот, пусть ребенок уступает родителям.
Вы знаете манеру некоторых девочек говорить матерям:
- Ты свое отжила, а я еще ничего не видела.
Это говорится матери, которой иногда всего тридцать лет.
- Ты свое отжила, а я еще не жила, потому все мне, а тебе ничего.
Девочка должна подумать:
- У меня вся жизнь впереди, а тебе, мама, меньше осталось.
Поэтому в своем четвертом томе "Книги для родителей" я прямо напишу: новые платья в первую очередь - матерям.
И дети перестанут обижаться, если вы воспитаете их в стремлении приносить счастье родителям. Пусть дети думают о родительском счастье в первую очередь, а что думают родители - это детей не касается. Мы люди взрослые, мы знаем, о чем мы думаем.
Если у вас есть лишние деньги и вы думаете, кому купить платье - матери или дочери, так я говорю - только матери.
Отец и мать в глазах детей должны иметь право на счастье в первую очередь. Нет никакого смысла ни для матерей, ни для дочерей, ни тем более для государства воспитывать потребителей материнского счастья. Самая ужасная вещь - воспитывать детей на материнском или отцовском счастье.
В нашей коммуне мы тратили 200 тыс. рублей на походы и 40 тыс. на билеты в театр. Не скупились на это. Денег не жалели. Но когда шили костюмы, то у нас было такое правило: малыши получали костюмы от старших. И они знали, что им шить новые костюмы не будут. Малыши могли рассчитывать только на перешитые костюмы. Правда, мы могли бы подождать6 пока старшие ребята до конца износят свои костюмы, и потом эти костюмы выбросить. Но мы этого не делали. Старшие поносили немного, и костюмы перешивались для младших.
Что вы дадите девочке в 17-18 лет, если вы в 14 лет нарядили ее в крепдешин?
К чему это? А какой у этой девочки разгон получается? Дальше у нее начинаются такие рассуждения: у меня только одно платье, а у тебя, т.е. у матери - три платья.
Нужно воспитывать в детях заботу о родителях, воспитывать простое и естественное желание отказаться от собственного удовольствия, пока не будет удовлетворен отец или мать.
У меня взрослый сын. Окончил институт. Инженер. Очень красивый молодой человек. Финансы у нас общие. У меня до сих пор не было пальто. Кое-кто рассудил бы так: на что тебе, старику, пальто, ты и так хорош. Сыну пальто нужнее. Он молодой красивый человек, ему нужно с девушкой прогуляться, ему пальто необходимо.
Но я выдержал тон. И он выдержал тон.
- Может быть, ты сошьешь себе пальто?
- Нет, не сошью, пока ты не сошьешь.
И он действительно не сшил себе пальто до тех пор, пока я не приобрел себе пальто. Бегал в стареньком пиджачишке. А когда деньги появились, я сшил себе пальто, а он пусть подождет, хоть он и красивый. Важно, что он пережил заботу обо мне. Ну, а девушки и в простом пиджачке любить будут.
Ну вот, товарищи, пожалуй, на этом я и кончу.
- Может быть, будут вопросы?
Вопрос с места. Существует ли сейчас коммуна им. Дзержинского, кто ею руководит и какова ваша связь с этой коммуной сейчас?
Ответ. Коммуна им. Дзержинского жила после меня еще два года, потом была ликвидирована. Почему? Потому, что старшие ушли в вузы, завод, который был там создан, передали соответствующему ведомству. Все коммунары были выпущены с честью.
Связь со своими коммунарами я поддерживаю.
...Надо сказать, что эта связь начинает причинять мне огорчения. Их все-таки много. Их самих я еще помню, но я не могу помнить, кто на ком женился и у кого сколько ребят. А ведь в письмах приходится писать и об этом.
Вы знаете, товарищи, мне приходится один день в шестидневку тратить на переписку. Это меня очень затрудняет. Правда, я не обижаюсь, ведь у них, кроме меня, никаких родственников нет. К кому же им обратиться? Но мне тяжело бывает от такой массы кореспонденции.
Кто-нибудь из моих бывших воспитанников приезжает, например, в Москву. С поезда прямо ко мне. Иногда на целый месяц. С открытой душой заявляется: "Я, Антон Семенович, к вам на месяц!" Я в ужасе. Мне все-таки жаль жену. Не может же быть она содержательницой постоянной гостиницы. Мне не жаль того, что сьедят мои гости, не в этом дело, но хлопоты большие.
- Ну ладно, приехал, так оставайся. Вот, Галя, приехал.
- Кто?
- Да Витька Богданович.
- Ну, здравствуй, Витя.
Через два дня начинаются разговоры:
- Я, пожалуй, в гостиницу поеду.
- Зачем в гостиницу? Живи здесь.
Через три дня опять разговоры:
- Надо, пожалуй, в Ленинград сьездить.
- Да зачем тебе ездить, лучше здесь живи.
А когда уезжает, так и расставаться жаль:
- Переезжал бы в Москву, работал бы здесь, ну и жил бы у меня.
Ведь в большинстве своем хорошие люди получались из них. Связь хоть и тяжелая, но для меня это источник большой, настоящей радости. Правда, кое-кто потерялся.
По случаю награждения меня оредном я получил радиограмму с острова Врангеля. Подписано: "Митька Жевелий". Вы его знаете по "Педагогической поэме".
Сегодня получил письмо, тоже поздравительное. Подписано: "Инженер-орденоносец Орисенко (Гуд)"...
Карабанов - начальник колонии. Замечательный человек. Если про себя я говорил, что я мастер, а не талант, но Карабанов в первую очередь талант. Он буквально чудеса делает. Если написать об этом, так, пожалуй, никто не поверит.
Расскажу вам такой случай. В 1937 г. я руководил всеми колониями Украины. Вызвал из Ленинграда Карабанова.
- Бери новую колонию, будешь работать там.
- Хорошо.
Дал я ему старый совхоз, какие-то медздравовские бараки в пяти километрах от Винницы, около шоссе. Ничего там не было. Я решил: Карабанов человек сильный, дал я ему "лучших ребят". Со всей Украины собрал. Собрал настоящих "жуков", которые со мной без мата принципиально не разговаривали. Парню 14-15 лет, но у него в кармане отмычки и водка.
Месяц я продержал их в приемнике. Окружил высоким забором, часовых поставил.