И о нас ходатай буди, чтущих любовию святую память твою.
В кондаке, более кратком песнопении, присоединяемом к тропарю, который содержится в рукописных сказаниях об афонце, с восторженной похвалой добавляется, что почивший «суемудрие обличил», «на стезю истинного познания наставил», и далее следует обращение к нему: «…яко же свирель богогласная услаждая слышащих разумы, непрестанно веселиши, Максиме досточюдне» (24, прил., XLII).
Относительно гимнографических памятников, весьма широко распространенных в Византии и Древней Руси, необходимо заметить, что они мало привлекаются для изучения отечественной. культуры, историки же философии ими. почти не занимаются. Между тем эти произведения часто не только являют великолепные образцы панегирического красноречия и близкой к поэзии ритмически упорядоченной прозы, восходящей к классической античной традиции (см. 19, 221–236), но и представляют пример художественно — пластического выражения гибкого, антиномичного, диалектического мышления, доведшего виртуозное владение словом до высокой степени эстетического совершенства. Достаточно вспомнить прекрасное в своей поэтической образности и глубокое по философскому содержанию «Слово о законе и благодати» Илариона. И в творчестве Максима прослеживается влияние эллинской поэтики слова, особенно в наиболее ярком его гимнографическом творении — каноне Параклиту.
Можно спорить о том, стала ли Россия, обладавшая, по мнению европейцев, «особой исторической сущностью внутри Европы» (151, 37), новой отчизной для Максима Грека, справедливо ли здесь с ним обошлись, но бесспорно одно: именно в России, проявив свои высокие нравственные качества, он выразил себя как писатель; предыдущая жизнь была «только прелюдией в общей перспективе его существования» (136, 2). Все сколь-нибудь значительные из известных нам сочинений созданы им на Руси и написаны на русском языке (хотя не исключена возможность, что он писал и на греческом, особенно в первые годы). Россия обрекла мыслителя на трудные испытания — «иже зде пострада довольна лета за истину» (10, л. 8 об.). Она же обессмертила его имя, ставшее неотделимым от истории отечественной культуры и обретшее европейскую известность.
3. СУДЬБА НАСЛЕДИЯ
Уже в тверском заточении Максим Грек начинает составлять сборники своих творений, оказавшись «одним из первых русских писателей, чьи сочинения представлены текстами, правленными рукой автора». Установлено, что Максим собственноручно подбирает и группирует первые два сборника своих трудов. Всего же «при жизни автора было составлено три крупных свода его трудов — Иоасафовское, Хлудовское и Румянцевское собрания» (106, 161. См. 3–5). Позднее почитателями афонца составляются Соловецкое, Троицкое и другие собрания (см. 7 — 11). От раннего собрания, содержащего 25. глав, до более обширных в 151 главу — такова эволюция составления более чем 10 рукописных собраний трудов Грека, прослеженная в обстоятельной и содержащей много новых ценных фактов монографии Н. В. Синицыной «Максим Грек в России», написанной на основе многолетних текстологических изысканий и тщательного палеографического анализа прижизненных, с авторскими заметками, рукописей афонца.
Самым полным по составу и поздним по времени рукописным собранием сочинений мыслителя является, по мнению А. И. Иванова, поместившего в книге «Литературное наследие Максима Грека» подробное, хотя и не совсем точное (см. 148) описание трудов мыслителя и литературы о нем, сборник 1862 г., «заключающий в себе 207 глав сочинений Максима Грека и распространенный в нескольких экземплярах» (55, 29). Сборник этот, представляющий, как установил Д. М. Буланин, список с более ранней рукописи, хранится в богатейшем Синодальном собрании рукописей Исторического музея в Москве (см. 11). Он принадлежал известному собирателю рукописных и старопечатных книг А. И. Хлудову. Рукопись представляет собой большого формата книгу в 800 листов на хорошей бумаге, в темно — красном под старину переплете, с красивым обрезом и помещенным в ее начале портретом святогорца. Эта любовно сделанная от руки в эпоху массового развития печатного дела книга зримо воплощает то почтительное отношение старообрядческой среды, для которой Максим Грек стал одним из самых значительных авторитетов.
В сборнике, составленном «трудами и усердием известного любителя и продавца рукописей» Т. С. Большакова, помещены как подлинные произведения и переводы мыслителя, так и приписываемые ему творения вместе с некоторыми актами, касающимися Максима. Что показательно, в сборник входят те сочинения, которые опускались в контролируемых духовной цензурой изданиях, поскольку они укрепляли позиции старообрядцев в их полемике с официальной церковью. Так, в качестве 27–й главы Большаковского собрания помещено слово «Ко смеющим трижды глаголати аллилуйя», которого нет в чуть раньше опубликованном казанском издании сочинений Грека и подлинность которого оспаривалась многими дореволюционными исследователями.