Автор неизвестен
Максим и Федор
за анонимное и бесплатное искусство
(зАиБи)
НАРОДНАЯ БИБЛИОТЕКА
Выпуск первый
МАКСИМ и ФЁДОР
ВСЕ ПРАВА НАРУШЕНЫ
МОСКВА
2000
отдел экспроприации интеллектуальной собственности
ОТ ЭКСПРОПРИАТОРОВ
Народное сознание, как прибой, подбирает камушек и катает, катает...
Авторское же на каждый камушек смотрит и думает - где-то я это уже видел, ах, ну да, конечно... и цитирует, цитирует...
Народное никого не цитирует. И не знает никого. А если узнает случайно, сразу же забудет.
Народ не хочет знать своих героев.
Поэтому народная библиотека анонимна.
И бесплатна, потому что в платные библиотеки
нормальный народ не ходит.
Все народное когда-то было авторским. Но редкое авторское заслужило право стать народным.
Народным может стать только то, что автор увидел, услышал или подобрал на улице.
Казалось бы можно и вернуть.
Но в ослеплении тщеславием авторы не всегда оказываются готовы отпустить пойманную рыбу.
Отдел экспроприации интеллектуальной собственности зАиБи облегчает расставание.
При пересказе экспроприаторы меньше всего заботятся о том, как правильно.
Главное - как лучше.
Пусть при этом и потеряется пара тачек с запятыми или какой-нибудь неинтересный раздельчик.
Интеллектуальной собственности не бывает.
Бывают книжки хорошие и плохие.
Эта хорошая.
ЗА АНОНИМНОЕ И БЕСПЛАТНОЕ ИСКУССТВО
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ МАКСИМ И ФЁДОР
МЫСЛИ
(АФОРИЗМЫ, МАКСИМЫ, ФЁДОРЫ)
Один Максим отрицал величие философии марксизма, однако, когда его вызывали куда надо, отрицал там своё отрицание, убедившись тем самым в справедливости закона отрицания отрицания.
Максим презирал безграмотность и невысокие интеллектуальные качества своего друга Фёдора и любил подчеркнуть, что они друг с другом полная противоположность. Нередко на этой почве между ними разворачивалась ругань и даже драка.
Как-то раз, крепко вломив Фёдору, Максим с удовлетворением отметил, что овладел законом единства и борьбы противоположностей.
Знакомый Максима Петр (о нем подробнее речь впереди) с детства испытывал непреодолимую тягу к самоубийству. Идя по мосту, он нередко не выдерживал искушения покончить счеты с жизнью - бросался вниз...
Остальную часть пути одумавшийся Петр преодолевал вплавь.
Суицидные настроения, обуревавшие впечатлительного юношу, помогли ему приобрести отличную закалку и данные спортсмена-разрядника.
Максим, комментируя это дело, с благодарностью отозвался о законе перехода количества в качество, которым не стоит брезговать.
Вскоре Максим с такой силой овладел философией марксизма, что мог с легкостью изобретать непреложные законы развития человеческого общества.
Так, глядя на своего друга Фёдора, да и просто так, допивая вторую бутылку портвейна, Максим часто говорил: " Одинаковое одинаковому рознь".
У Максима было много сильных мыслей, даже трудно специально выделить. Так, например, его, часто посещала необыкновенной силы мысль: "Где занять четвертную?"
Случалось, что и Фёдор мог кое-чему научить Максима. Так, однажды Максим дал почитать Фёдору одну книгу (из тех, о которых лучше не разговаривать с малознакомыми людьми). Фёдор пошел на бульвар почитать, однако замечтался, попил пива - да и не заметил, как посеял книгу.
- А где книга? - осведомился Максим вечером.
- Посеял, - отвечал Фёдор.
Максим осыпал Фёдора бранью, однако последний, не сплошав, спросил: А что, книга была хороша? - Максим в ответ лишь заскрежетал зубами. Тогда Фёдор продекламировал строки Некрасова:
Сейте разумное, доброе, вечное!
Сейте! Спасибо вам скажет сердечное
Русский народ!
Максим, не зная, как возразить, лишь скрежетал зубами.
На алтарь мысли Максим мог положить всё, даже предмет первой необходимости.
Однажды он сказал:
- Когда я думаю, что пиво состоит из атомов, мне не хочется его пить.
Знакомый Максима Петр любил рассуждать в том смысле, что человеку все доступно и прочая.
Максим, хмуро прослушав эти рассуждения, подобно баснописцу Эзопу молвил:
- Тогда выпей из дуршлага! - и, хлопнув дверью, вышел.
Заметив, что Максим пьёт, не закусывая, Фёдор осведомился, не объясняется ли это тем, что Максим вспомнил о молекулярной и атомной структуре закуски.
Максим гордо помотал головой и сказал:
- Кто не работает - тот не ест!
Вот какая реплика приписывается Максиму, хоть это и недостоверно.
Фёдор с похмелья начинал нескончаемый рассказ про исчезнувших собутыльников, или про то время, когда он учился в школе, или про какие-то деревни. Фёдор рассказывал бессвязно, надолго замолкая, иногда минут на пять ограничиваясь одними междометиями или жестами.
Петр, если не выходил сразу, то мучился, скучал, слонялся по комнате, перебивая Фёдора своими эскапистскими романтическими байками.
Максим, заметив неприязнь Петра к рассказам Фёдора, сказал:
- Даже о литературном произведении нельзя судить по содержащимся в нём словам.
САД КАМНЕЙ
(хокку, танки, бронетранспортёры)
Идёт Максим по тропке между круч,
Но, поравнявшись с сакурой,
Застыл, глотая слёзы.
Проснулся Фёдор с сильного похмелья
Лежит в саду японском под сакурой,
И плачет, сам не зная, как сюда попал.
К станции электрички,
Шатаясь, Фёдор подходит,
Головою тряся,
На расписание смотрит:
Микаса, Касуга, Киото,
Авадза, Инамидзума,
И дальняя бухта Таго.
Что ж? с таким же отчаяньем
Смотрел он раньше и видел:
Рябово, Ржевка, Грива,
Пискаревка, Всеволожск
И дальняя Петрокрепость.
Ледяные злые перроны.
Подбитым лебедем упал на куст сакуры
Фёдор
Когда Максим ему вломил промеж ушей.
Максим по тропке шёл.
Навстречу Фёдор.
Максим его столкнул.
-Ты что толкаешься? - вскричал с обидой
Фёдор. -А что ты прёшь, как танк? - ему Максим в
ответ спокойно.
Феномен чоканья желая изучить,
Максим и Фёдор взяли жбан сакэ.
И день, и ночь работали упорно.
Наутро встали
В голове, как бронетранспортёр.
В саду камней сидел часами Фёдор,
Максима ожидая.
Максим по лавкам бегал за сакэ.
Максим стоял с поднятым пальцем.
Фёдор ржал.
Так оба овладели дзен-буддизмом.
Японский друг принёс кувшин сакэ
Максиму с Фёдором с учтивою улыбкой
Для закуси велел сакуры принести.
А те, японским языком владея не изрядно,
Ему несут не сакуру, но куру.
Японский быт вполне освоил Фёдор.
И, если раньше на кровати спал,
То после трапезы с японскими друзьями
Валился прямо на циновку,
Не в силах до кровати доползти.
В тень сакуры присел, мечтая, Фёдор
И, том Рансэцу пред собой раскрыв,
Достал махры и вырвал лист на самокрутку.
Картинок не найдя, отбросил том
И погрузился в самосозерцание.
Склон Фудзи выползает из тумана.
Максим и Фёдор по нему идут.
Обнявшись, головы клонят друг к другу...
Эх, Хокусая б счас сюда!
Как брызги пены над ручьём - вишнёвый цвет.
На тонком мостике сидят Максим и Фёдор.
И изумрудной яшмою меж ними блещет
Бутылка в фокусе струящихся лучей.
Счастливая весенняя прохлада.
Максим ученика Петра работой мучил:
Уборку делать заставлял, сдавать посуду.
Нередко делать харакири заставлял.
Максим Петра как мальчика мог бить
Наследьем классиков.
Ударил в рыло Хокусаем;
Двухтомником Акутагавы
По хребтине дал.
ЯПОНСКАЯ ПЛЯСОВАЯ
Солнце вышло из-за Фудзи,
По реке поплыли гуси
Молвил Фёдору Максим:
- Ну-ка, сбегай в магазин.
К бутылке Фёдор жадно приложился
И враз пустая стала.
Максим не знал - смеяться или плакать.
Не век скорбеть - восток уже алеет,