(Пётр разливает).
ВАСИЛИЙ: Эти докладчики очень умные, прямо страх, какие умные! Да не ущербен ли ум один? Ну ладно, вот и Максим почувствовал это. Слушай, ты мне вермута в водку налил! А что Максиму делать? Что ещё попросить? Пискнул было в отчаяньи, что, чего там мелочиться, раз путь Бога теперь недоступен — делай меня антихристом. Бес ему: нечего, нечего, много таких желающих, — а сам-то рад, думает — дело в шляпе. Тут Максим очнулся, головой встряхнул, опомнился, да не совсем. Ну тогда, говорит, хочу благодати Божьей. Бес на него только шары выкатил. Опомнился Максим, засовестился, улыбнулся горько. Как ему с бесом бороться? Бог-то простит…
ЖИТОЙ (входя): Да они уже вермут открыли! Самойлов, давай-ка!
(Житой разливает, Самойлов с мудрым видом настраивает гитару).
ПЁТР: Ты нам-то налей.
ЖИТОЙ: Да налью, не ссы! (разливает). Мотин, ты так до утра и проспишь?
ВАСИЛИЙ: Пусть спит, у него действительно работа хреновая.
ПЁТР (Василию): И чем дело кончилось?
ВАСИЛИЙ (после паузы): Да ладно… Как-то не знаю уже. Ну победил Максим, остался, правда, без ума, да и из Японии своим ходом добирались.
ЖИТОЙ: Кого победил?
ВАСИЛИЙ: Да нет, я так…
ПЁТР (строго): Причём здесь Кобот? И работа?
ВАСИЛИЙ: Ни причём, успокойся.
ПЁТР: А помнишь, как Максим: «и ты доиграться хочешь?» И с дьяволом со своим этим вечно… Такую байку меньше всего к Максиму можно отнести. Да ты уж пьян, вижу!
ЖИТОЙ: Нормально выпили!
(Самойлов с сосредоточенным видом играет отрывки разных мелодий. Он играет очень быстро и чуть трясётся.)
САМОЙЛОВ (хлопнув себя по колену): Эх, Лёшка, наливай, поехали!
ЖИТОЙ: А! Чего там! Давай! (разливает).
САМОЙЛОВ: Ну, начинайте, что хотите, а я продолжу. Любую песню.
(Небольшая пауза).
ВАСИЛИЙ:
САМОЙЛОВ (подхватывает):
(замешательство, смех).
ЖИТОЙ:
САМОЙЛОВ и ЖИТОЙ (хором):
(общий смех).
ПЁТР (с поганой ухмылкой):
ВСЕ (хором, с ликованьем):
ПОЕДЕМ В ЦАРСКОЕ СЕЛО?
Как-то вечером Василий со стаканом пива в руке говорил:
— В Пушкине, сколько раз приезжал, каждый раз в пивбаре раки бывали.
— Почём? — спросил Пётр.
— По одиннадцать копеек штучка.
— Крупные?
— Да нет, мелкие вообще-то… Не в этом дело, ты когда-нибудь видел, чтобы в пивбаре раков давали?
— Видел, — из гонора ответил Пётр.
— А где это — Пушкин? — спросил Фёдор, сворачивая ног тем пробку.
— Как где? Ты что, не был? Под Ленинградом, на электричке двадцать минут.
— Так чего, поехали? — осведомился Фёдор в сторону Максима, развалившегося на кресле, как Меньшиков на картине Сурикова. Максим безмолвствовал.
— Когда, сейчас что-ли? — спросил Пётр.
— А когда?
— Надо ж с утра, в выходной; там в парк сходить можно.
— Поехали в выходной.
— Идите вы в жопу со своим Пушкиным, — прервал разговор Максим, — пацаны, раков они не видели.
Он встал, уже стоя допил пиво, подошёл к раскладушке и, сняв ботинки, лёг. Раздался звук, как если бы, скажем, два отряда гусар скрестили бы шпаги.
— А чего не съездить? — сказал Фёдор.
— Какого ляда туда тащиться… — после долгой паузы, когда никто уж и не ждал ответа, объяснил Максим.
Да, конечно, трудно и представить Максима и Фёдора вне дома или его окрестностей, хотя поди ж ты — были в Японии…
— А чего, поехали в субботу? — не унимался Фёдор.
— Вали хоть в жопу, темноед, — проговорил Максим.
— Почему темноед? — удивился Пётр.
— Потому что ночью встанешь поссать, а он сидит на кухне в темноте голый и жрёт чего-нибудь из кастрюли.
Все засмеялись. Фёдор особенно умилённо.
— С похмелья! С похмелья-то оно конечно! А у Кобота всегда в кастрюле суп есть!
Налили по пиву.
— Пётр, дай-ка бутылочку, — лёжа головой к стене крикнул Максим.
Пётр подал бутылку пива; Максим, как больной, кряхтя повернулся и стал пить.
— Ладно, — сказал он, утирая пену с губ, — сегодня понедельник? В субботу поедем, только теперь уже точно.
— Ну, а я про что говорил? Я же говорил! — развёл руками Фёдор, многообещающе улыбаясь.
На следующий день ученики прямо с работы приехали к Максиму и Фёдору, чтобы всё подробно обговорить, приготовиться, точно всё наметить.
У Петра в эту субботу оказался рабочий день, но он до говорился об отгуле, хотя ему и не полагалось. Пришлось выклянчивать, обещать всякое. Особенно трудно объяснить, зачем понадобился отгул. Не сказать же прямо — договорился в Пушкин поехать — не пустят! В воскресенье, скажут, поезжай. У Василия всё вроде было нормально, хотя сама работа ненадёжная — в любой день могли отправить в командировку — правда, всего на один день.
Сидели часа три и почти не пили — считали, сколько денег надо, да во сколько выехать, что брать с собой. Фёдор неожиданно для всех очень беспокоился, приговаривал: «Пальтишко взять не забыть, ватничек захватить», — хотел, чтобы всё было тщательно распланировано, суетился. Обычно он совершенно ни о чём не заботился — есть ли деньги, заплачено ли за квартиру, есть ли в доме еда — всё ему до лампочки, в чём спал (а спал он обычно одетый), в том и гулял везде. Тут же его будто подменили. Поездка в Пушкин казалась ему совершенно необыкновенным, чудесным делом, которое ни в коем случае нельзя пустить на самотёк. Максим тоже вёл себя необычно — никаких высказываний типа «да ну в жопу», ко всему внимателен, даже разрешил Фёдору взять ватник. Видно было, что они с Фёдором и до прихода учеников долго говорили.