В конце концов решили: вино и продукты купить на следующий день в среду, чтобы уж не дёргаться, деньги на это достанет Пётр — продаст в обеденный перерыв свои книги по искусству, деньги передаст тут же Максиму, который сам вызвался всё купить. На том и разъехались.
Ещё не скучно? С продажей книг не повезло — взяли только половину, денег явно мало. Вдобавок утром Петру позвонил Василий и сказал, что его-таки посылают на буровые, в командировку — сегодня, на день, вернётся в четверг вечером, в крайнем случае в пятницу утром.
Максима новости прямо покосили, хотя и ясно было, что страшного ничего нет — Василий в пятницу приедет, а деньги Пётр завтра достанет.
— Да не в этом дело, — безнадёжно махал рукой Максим, — Фёдор разволнуется, да и вообще… Нервы трепать.
После перерыва опять позвонил Василий, сказал, что ни куда он лучше не поедет, а упросит приятеля поехать. Вечером Пётр, конечно, пошёл к Максиму, успокоить.
Там оказалась довольно дёрганая обстановка. Единственное, что могло радовать душу, ватник и пальто Фёдора, аккуратно сложенные в углу. Максим, сколько ни ходил по магазинам портвейна не купил, с непривычки разозлился, купил пока две бутылки водки, одну из которых они с Фёдором для успокоения и уговорили. Корить их не стоило — видно, что Максим сам больше всех мучается.
Пётр предложил плюнуть и забыть, то есть не в смысле, что совсем не ехать в Пушкин, об этом никто не мог и помыслить, а в смысле плюнуть на неудачи сегодняшнего дня и завтра начать всё по новой и наверняка: Пётр понесёт те книги, которые точно возьмут, Максим будет искать до упора, пока не найдёт — не так это трудно, сегодня случайно не повезло.
Твёрдо так решив, успокоились, на радостях распив вторую бутылку водки.
Опять с утра позвонил Василий и сказал обиженно, что приятеля, подлеца, не уговорить, и он немедленно выезжает, а в пятницу утром будет, как штык. Ну, это в общем не страшно.
Хуже было со сдачей книг. «Букинист» в этот день оказался закрыт на переучёт.
— Ядрёна вошь! — кричал Максим, — ты, обалдуй, целыми днями в этом магазине околачиваешься, неужели не запомнить, когда он работает?
Что ему объяснишь? Пётр позвонил на работу, сказав, что срочно надо поменять паспорт, и поехал с Максимом в другой магазин.
Народу было — тьма. Максим томился в жарком помещении, надсадно вздыхал, ходил туда-сюда, поссорился в подворотне со спекулянтами. И всё был чем-то недоволен.
«Я же свои книги, позарез мне нужные, продаю — а он всё недоволен; вчера пропил всё — а теперь он недоволен! Не угодил!» — думал Пётр, и, чтобы окончательно растравить душу, перебирал книги, принесённые для продажи.
Наконец продали, вышли на жаркую улицу.
— Что там Фёдор собирается с ватником делать? — спросил Пётр.
— Хрен с ним, пусть с ватником таскается, лишь бы пальто оставил.
— Как же, оставит он, удавится скорее. Слушай, Максим, давай договоримся. Я сегодня вечером не приду…
— Это почему?
— Да потому, что работа у меня, служба! Я уже на два часа с обеда опоздал, вечером отрабатывать надо!
— Не ори, как припадочный!
— Ну… В общем, завтра, в пятницу, после работы сразу приезжаю, Василий тоже, а в субботу, значит, прямо утром…
— Ну, смотри! — с угрозой сказал Максим, круто повернулся и, хромая, пошёл прочь.
В пятницу утром Петру по междугороднему телефону позвонил Василий и объяснил, что он тут мотается, как говно в проруби, подгоняет всех, но никто ни хрена делать не хочет, короче, приедет он только в пятницу поздно вечером или в крайнем случае ночью. Пётр прямо при сослуживцах стал материться, настолько у него за день наросло тревоги и за Василия, и за Максима, неизвестно, купившего ли хоть что-нибудь.
Договорившись на том, что Василий вечером выезжает кровь из носа, а если не успеет там доделать, пусть бросает всё к чёртовой бабушке, пусть хоть с работы выгоняют.
Василий пробовал было заикнуться о том, что в Пушкин можно поехать и в воскресенье, но Пётр прямо завыл и пообещал теперь-то уж в любом случае набить Василию морду.
Василий, не слушая, орал, что Пётр на его месте руки бы не себя наложил, что он тут на последнем дыхании всё делает, чтобы вовремя вернуться в Ленинград, а говно всякое сидит себе там… Пётр положил трубку.
Не успел на Петре и пот обсохнуть, раздался звонок. Позвонила жена Василия (да, ведь Василий женат — не странно ли?), Леночка, спросила, где Вася?
— Как где? На этих, буровых!
— А? Ну ладно. Ты извини, я тороплюсь. В общем, если ты увидишь его раньше меня, передай, чтобы он немедленно, понял? — немедленно ехал ко мне.
Короткие гудки.
Пётр вскочил, побежал в кассу взаимопомощи и занял десятку, чтобы усмирить панику, и хоть что-то сделать для общего дела, как дурак, купил три бутылки сухого (портвейна не было).
Вечером всё было хорошо. Пётр, Максим и Фёдор сидели за столом, распивая как благородныя одну бутылку сухого вина.
Сумка с портвейном, двумя сухого и колбасой, тщательно застёгнутая, стояла у двери.
Но, Боже, что это было за утро! И, конечно, дождливое. Пётр каждую минуту порывался бежать во двор встречать Василия, но Максим силой сажал его на стул:
— Чтобы и ты потерялся?!!
Фёдор, видно вообще не спавший ночью, сидел у окна будто в ожидании ареста — сгорбленный, вздрагивающий при каждом шорохе. Максим, скрестив руки на груди, вперился в циферблат часов, специально вчера одолженных у Кобота.
Часы люто, нечеловечески стучали.
Звонок всё-таки раздался, но казалось — ему не искупить предшествующую муку.
Василий ворвался в квартиру, будто спасаясь от погони.
— Всё! Поехали! — сразу закричал Максим.
Все забегали туда-сюда по комнате. Фёдор, как солдат по подъёму, бросился одевать ватник.
— Стойте! Посидим перед дорогой, — опомнился Пётр.
Все сели, кто куда. Василий, блаженно улыбаясь, вытирал пот. Не подлец ли?
— Ну пошли.
Чинно спустились по лестнице, прошли двор, помахав руками очереди у пивного ларька (нужно ли говорить, что вся очередь со вторника знала о поездке в Пушкин).
Как-то без нетерпения дождались автобуса. Автобус резко тронулся, все повалились друг на друга со счастливым смехом; Пётр, однако, осторожно прижимал к груди сумку.
— Стой! — страшно закричал и позади — кто-то падая и плача бежал вдалеке. Это Фёдор не успел сесть.
Нет, есть всё-таки люди, умеющие не дрогнуть под удара ми судьбы, как каменный мост во время ледохода.
Наверное Максим всё-таки такой — хоть и пытался драться с шофёром автобуса так, что тот из злости не открыл дверь даже на следующей остановке, заодно попало и Василию, настаивавшему на диком предположении, что Фёдор догадается ехать следом и стало быть нужно ждать следующего автобуса.
Но кто бы смог так остановить первое же такси; не имея в этом деле никакого опыта? Только Максим. Так Геракл остановил у пропасти колесницу какой-то царевны.