Это надо видеть.
На втором плане сцены действует множество персонажей, в том числе и неизвестно как сюда попавших. Это: Дух МАКСИМА, Дух ФЁДОРА, Дух ПЕТРА, Дух ВАСИЛИЯ, Духи ЯПОНСКИХ ДРУЗЕЙ, Духи различных ИЗЯЩНЫХ ДАМ, в том числе: Дух ПРОДАВЩИЦЫ В ВИННОМ ОТДЕЛЕ и Дух ПРОДАВЩИЦЫ В ПИВНОМ ЛАРЬКЕ (а как вы думали? Что они, хуже?), Духи СОСЕДЕЙ ПО КВАРТИРЕ, Духи ПОДПОЛЬЩИКОВ, Духи ПРОХОЖИХ НА УЛИЦЕ, Дух И.КОНСТАНТИНОВА, Дух ХОКУСАЯ, Дух РАНСЭЦУ, Дух Д.СУДЗУКИ, Дух А.ГАУДИ, Дух А.С.ПУШКИНА.
А также множество других ДУХОВ, вплоть до ДУХОВ ЗРИТЕЛЕЙ В ТЕАТРЕ.
Причудливую картину отношений всех этих духов трудно описать.
Некоторые духи видят всех или почти всех остальных духов, некоторые — только часть, некоторые — только себя, а есть духи, которые и в собственном существовании не уверены. Забавно, что иные из духов видят у себя, да и у остальных, пожалуй, только отдельные части тела, например, кулак, которым и лупцуют по чему ни попадя. Столь же неприятны духи, которые вообще ничего не видят — они бодро разгуливают по сцене, пребольно толкая остальных.
Несмотря на сумятицу и гвалт, видно, что в центре внимания многих духов находятся спящие Максим и Фёдор. Кто смотрит на них с презрением, кто — с негодованием, кто с жалостью, кто — со смехом, кто — с пониманием, кто — с любопытством, ну и по-всякому. Дух Максима и Дух Фёдора смотрят с неопределённым выражением.
Второй план сцены начинает постепенно погружаться в темноту. Духи по одному исчезают, шум стихает. Последними исчезают Духи Максима и Фёдора. В наступившей тишине слышны их последние малопонятные реплики:
Дух Максима: Он просыпается…
Дух Фёдора: Но нем…
Второй план в темноте. Фёдор поднимает голову. Жёлто-зелёный занавес опускается, однако прежде чем он совсем скрыл сцену, видно, как Фёдор тянет руку к бутылке.
Часть вторая
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ЯПОНИИ
BLOWUP
Илья Давидович Кобот с одной стороны не любил соседей Максима и Фёдора, даже писал на них заявления, что Фёдор по ночам кричит, что водят собутыльников, писают в коридоре и на кухне. Но с другой стороны, говорят, что бывают соседи и похуже этих… Фёдор, такой горемычный, не нахамит, а Максим, хоть и строгий будто командир, да всё спит больше.
Как-то вечером Кобот сидел у них в гостях, пил чай надо же иногда посмотреть, как люди живут. Да вот тоже выбрал, на кого смотреть! С самого начала лучше было уйти, с самого начала ругань у них пошла — то Максим Фёдора изругал, зачем вермута купил, когда в магазине портвейн есть, потом опять изругал, зачем Фёдор с пивом балуется — у бутылки крышку открывает и снова пришпандоривает.
Ещё в тот вечер Фёдор во все фразы вставлял какое-то мерзкое слово, которому его научил ученик Василий, — слово «пантеизм»; ну например: «Что, нальём ещё пантеизму?» — про вермут, или: «Пантейшно я нынче пивка купил!» Кобот специально вышел посмотреть — в энциклопедическом словаре этого слова — нету!
Вот так посидели, молчали в основном, и вдруг дверь открывается — и на пороге стоит милиционер.
Причём кто ему дверь открыл входную? Илья Давидович очень, конечно, напугался, но всё-таки ясно, что не за ним же пришли, за Фёдором вернее всего. Максим и так был злой, а тут аж чёрный весь стал — тоже на Фёдора подумал: «Ну, жопа, доорался по ночам!» Сам Фёдор как-то не сориентировался: «Это чего, чего он тута?…»
Милиционер обвёл всех мрачным взглядом, особо задержался на Фёдоре и спросил:
— Который тут Кобот?
Сердце у Ильи Давидовича больно застучало, а всего мучительнее было стеснение перед Максимом и Фёдором, которые, пьянь политурная, ещё и смотрят с сочувствием.
— Я… Кобот…
— Ну, здравствуй, Кобот, — после паузы сказал милиционер, снимая фуражку.
— Здрасьте…
Илья встал и вытянул руки по швам. Максим взял со стола пару бутылок вермута и поставил на пол. Милиционер перевёл испытывающий взгляд с Кобота на Максима:
— А вы тоже здесь проживаете?
— Здеся, — спокойно ответил Фёдор. — Пантейшно.
— Ну, здравствуйте и вы. Сосед я вам новый буду. Пужатый Александр Степанович.
От внезапности этой сцены и проклятого бушующего сердца с Кобота лил пот, ноги дрожали. Он дугой пошёл к двери, не замечая удивлённого взгляда милиционера.
— Что он, больной, что ли? — спросил Пужатый.
— Жопа, — не сразу ответил Максим и выпил полстакана вермута.
Новый жилец быстро почувствовал себя в квартире по-свойски, точнее, в первый же день. На утро, когда Кобот ставил чайник, в коридоре послышался задорный свист, и на кухню в одной майке вышел Пужатый.
— Здорово! — громко сказал он.
— Доброе утро, — ответил Илья Давидович. Эту фразу он заранее приготовил, чтобы сказать милиционеру — знал, что очень растерялся после вчерашнего, не сразу сообразит, что сказать.
— Ты чего вчера отвалил-то? Испугался, что ли?
Кобот покраснел, не зная, как ответить.
— Чего ты всё время мнёшься?
Илья молча мыкался с газом, но зажечь никак не получалось. Пужатый зажёг газ на своей конфорке, поставил чайник и, сев на табурет, стал следить за Коботом.
— Ты где работаешь?
— В Механобре работаю… — подумав, ответил Илья.
— Как, как? Что такое?
— Так называется…
Последовала тягостная пауза. Кобот, с такой натугой включивший газ, выключил его и пошёл к себе в комнату. Войдя, он, так же как и вчера, долго и быстро ходил туда-сюда, ни о чём не думая.
Вечером, возвращаясь с работы и уже подойдя к дому, Илья Давидович увидел в дверях Пужатого, безотчётно, неосознанно повернулся и, съёжившись, прошёл мимо дома.
— Эй, Кобот! — окликнул его Пужатый.
Кобот, пометавшись на месте, подошёл.
— Ты чего это от меня шарахаешься?
— Да нет, я… Мне надо было…
— Темнишь всё? Я же видел — ты к дверям шёл.
Было уже темно, и это придавало сцене зловещий оттенок.
— Ну, шёл, да вот в магазин решил зайти, — с надрывом сказал Кобот.
Пужатый молчал. Лицо его было в тени. На пуговицах обмундирования светились колючие звёзды. Илья немного помолчал за компанию и отошёл за дом, где и промыкался с полчаса для отвода глаз.
Вечером перед сном Илья Давидович, чуть заглянув на кухню, отшатнулся и замер за дверью. Красный распаренный Пужатый со стаканом в руке шептал Фёдору:
— Этот Кобот, я смотрю, тот ещё корефан. Ещё утром заметил: что за ядрён батон морду воротит! Боится чего-то. Сейчас вот в магазин за вермутом иду, гляжу мать честная! Кобот! Увидел меня — и шмыг в сторону, воротником прикрывается. Ну ладно, думаю, видать, за тобой водится. Да ещё и спрашиваю: «Ты где работаешь-то?» А он мне говорит: «В Хренобре»! Ну ладно, думаю, гусь ты хорош…