32
МОТИН: Слушай, хватит... ПЕТР: Максим так и сказал - мол, оставь его, доиграешься. САМОЙЛОВ: Я не понимаю, что это ты так ссылаешься на этого Максима, будто на учителя? МОТИН: Как дети малые - что Петр, что Василий! Носятся, как с писаной торбой, с этими алкашами, носятся... ПЕТР: Но они действительно нам что-то... Кое-чему научили... САМОЙЛОВ: Чему? ПЕТР: Так конкретно трудно сказать. Ну, ты читал о дзене? МОТИН: Знаю, я ж тебе "Введение в дзен-буддизм" давал! ПЕТР: А ты находишь, что Максим и Федор часто себя ведут как бы... МОТИН: По дзену? (Все, даже не слыхавшие о дзен-буддизме, смеются. Василий улыбается). ПЕТР: А что? ЖИТОЙ: А то, что нам пора выпить! (Разливает). МОТИН: (Самойлову): Сделай погромче. Или это тоже Эллингтон? ПЕТР: Да. Нет, не делай громче, погоди. Я такой случай расс кажу. У дома, где Максим с Федором живут, лежит пень, такой круглый, и Федор, проходя мимо, каждый раз говорил: - Во! Калабаха! Я однажды ему - Что ты всякий раз это говоришь? Я давно знаю, что это калабаха. И тогда Максим - он с нами шел, показывает мне кулак и говорит: - А это видел? (Все смеются). МОТИН: Все? ПЕТР: Да, все. (Всеобщий смех). МОТИН: (разводит руками с уважительной гримасой): Да, это не для слабонервных... ПЕТР: А чего ржать? (Смех, было утихший, усиливается). ПЕТР: Эх!... ЖИТОЙ: Ну, я так скажу; год не пей, а тут сам Бог велел! (разливает). ПЕТР: Так что по-вашему хотел сказать Максим этой фразой? Перестаньте ржать, дослушайте! Он хотел сказать, что хотя я много раз, к примеру, видел кулак Максима, он может явиться совсем в другом качестве, да каждый раз и является. Так и каждый предмет в мире, каждое явление, сколь бы ни было оно привычно, должно приковывать наше внимание неослабно; ведь все может измениться, все меняется - а мы в плену догматиз ма. Это внимание ко всему и выражал Федор, так неотвязчиво на первый взгляд обращающий внимание на калабаху. Он вновь и вновь постигал ее. (Пауза). САМОЙЛОВ: Это, что называется, высосано из пальца. ВОВИК: Нет, это все, конечно, интересно, но вряд ли Максим это имел ввиду, когда показывал кулак. ВАСИЛИЙ: Каждому свое. То есть, каждый понимает, как ему да но. МОТИН (зло): Ой! Ой! Ой! ПЕТР: Да, но не в этом дело. Что значит, не имел в виду? Максим и Федор, конечно, все делают интуитивно... МОТИН: Прошу, хватит! ВОВИК: Нет, дай досказать-то! ПЕТР: ...но они тоже все-таки понимают, что делают. Вот дру гой случай. Я заметил, однажды, что Федор, отстояв очередь у
33
ларька, пиво не берет, а отходит. ЖИТОЙ (пораженный): Зачем? ПЕТР: Вот я и спросил: зачем? Тем более, что потом Федор снова встает в очередь. И тогда Федор мне ответил: "Чтобы творение осталось в вечности, не нужно доводить его до кон ца." (Ухмылки). САМОЙЛОВ: Ну, это вообще идиотизм. ЖИТОЙ: Я что-то не врубился. Давайте выпьем! (разливает). ПЕТР: Ну, эту фразу - чтобы творение осталось в вечности, не нужно доводить до конца - я ему сам когда-то говорил. Извес тный принцип, восточный. В Китае, например, когда, строили даже императорский дворец, один угол оставляли не достроен ным. Так и здесь. Федор, прямо говоря, человек не очень ум ный, не слишком большой - где ему исполнить этот принцип? Только так, на таком уровне. Он дает понять, что и в мелочах необходимы высокие принципы. Это самое трудное... Конечно, здесь оно выглядит юмористически, но этим тем более очевид но. Можно сказать, что он совсем неправильно этот принцип применил - одно дело не довести творение до конца, прервать где-то вблизи совершенства, а другое дело вообще его не на чать, остановиться на подготовительном этапе, - стоянии в очереди. Этим он просто иронизирует надо мной, говорит, что не за всякий принцип и не всегда следует хвататься.
А еще это было сделано затем, чтобы посмотреть, как на это будут реагировать такие ослы, как вы, которые только ржать и умеют! САМОЙЛОВ: Ну, брось, брось, чего ты разозлился... МОТИН: А какого хрена выколпачиваться-то весь вечер? Может, хватит? ВОВИК: Да что вы... Ладно... ЖИТОЙ: Ребята, бросьте! Вовик, ты допьешь когда-нибудь?! ВАСИЛИЙ: Вовик, тебе уже хватит, по-моему. МОТИН: Эй, Самойлов! Пленка кончилась давно! Ставь на другую сторону. САМОЙЛОВ: А что там? ПЕТР: Эллингтон. САМОЙЛОВ: А другое что-нибудь есть? ВАСИЛИЙ: Да оставь Эллингтона, фиг с ним! (Мотину). Ну, как у тебя с работой? МОТИН: Пошел ты в задницу со своей работой. ВОВИК: Нет, а интересно это Федор... ЖИТОЙ: Петр! Ты куда стопку дел? А, дай-ка, вон она у магни тофона. (Самойлов ставит пленку на другую сторону и увеличивает громкость. Все вынуждены говорить повышенными голосами). ПЕТР (как бы про себя): Вы не понимаете простой вещи. Как Шестов отлично сказал про это: человечество помешалось на идее разумного понимания. Вот Максим и Федор... Ну, между нами, люди глупые... МОТИН (саркастически): Да, не может быть! ПЕТР: ...и ничуть не более необыкновенные, чем мы. Но как ни странно они выбрались из этого мира невыносимой обыденщи ны... Как бы с черного хода. И вот... ВАСИЛИЙ: Петр, ты заткнись, пока не поздно. САМОЙЛОВ: Вовик, передай там колбасу, если осталась. ЖИТОЙ: Ну и колбаса сегодня. Я прямо не знаю, что такое. Ел бы да ел! ВАСИЛИЙ: Сам ты, Петр, хоть и лотофаг, помешался на идее ра
34
зумного понимания. Хреновый дзен-буддизм получается, его так размусолить можно. ПЕТР: А ты попробуй обВясни про Максима! ВАСИЛИЙ: Ты, видно, просто пьян. А Максим и Федор - неизвес тные герои, необВяснимые. ЖИТОЙ: Мать честная! Да мы же еще портвейн не допили!!! Ва силий, у тебя еще бутылка оставалась! ВАСИЛИЙ: Точно! Возьми там, в полиэтиленовом мешке. САМОЙЛОВ: Петр, куда бы Вовика девать? ПЕТР: Вон у меня под кроватью спальный мешок. Положи его у окна. МОТИН: Еще бы тут не отрубиться, когда весь вечер тебе мозги дрочат про этих Максима и Федора. Я удивляюсь, как это мы все не отрубились. Если бы хоть путем рассказать мог, а то танки какие-то, коаны. А что такое "Моногатари"? ЖИТОЙ: Эх, ребята! Давайте выпьем, наконец, спокойно! (раз ливает). САМОЙЛОВ: Во, тихо! Это Маккартни? ПЕТР: Да, вроде. САМОЙЛОВ: Тихо! Давай послушаем. (Прослушивают пленку до конца, притоптывая ногами. Самойлов подпевает). МОТИН: Давай еще чего-нибудь... Таня Иванова у тебя есть? ПЕТР: Нет. ЖИТОЙ: Эх, жаль! Вот под нее пить, я вам скажу... ВАСИЛИЙ: Под нее только водку. ЖИТОЙ: Так, сейчас сколько? Эх, зараза - десятый час! Ладно. Все равно портвейн кончился - надо сложиться и в ресторан! (Все кроме спящего Вовика и Самойлова, выгребают последние деньги, Житой бежит в ресторан. Мотин ставит на магнитофон новую пленку наобум). МОТИН: Это что такое? ПЕТР: Эллингтон. МОТИН: Ты что его маринуешь, что ли? (Пауза. Некоторое время в ожидании Житого приходится слушать Эллингтона. У всех добрый, расслабленный вид). ВАСИЛИЙ (Мотину): Ну, нарисовал что-нибудь? МОТИН: Да так... Времени нет... ВАСИЛИЙ: А у кого оно есть? Все равно ждать нечего. Тысячи от Блока не будет. МОТИН (серьезно): Я жду, когда вырастет сын. ВАСИЛИЙ: А... Сколько ему сейчас? МОТИН: Года два. ВАСИЛИЙ: Года два! Ты что, не знаешь точно? МОТИН: Два года! Ничего я не жду! ВАСИЛИЙ: Невозможно, чтобы атеист ничего не ждал. Все мы ждем, когда кончится это проклятое настоящее и начнется но вое. Были в школе - ждали когда кончим. В институте тоже ждали, мечтали, как бы поскорее отучиться. Теперь ждем, ког да сын вырастет, а и того пуще - когда на пенсию выйдем. И самые счастливые - все торопят будущее. Не ужасно ли? Ско рее, скорее пережить это, а потом другое, а потом - потом ведь смерть по-вашему?