Вот и сейчас она ставила капельницу очередному больному. Раздался сигнал ее мобильника.
Только отрегулировав скорость капель, Мария ответила на вызов и услышала голос нового знакомого:
— Здравствуйте, Мария.
— Добрый день, Душан.
— Кажется, вы удивлены моим звонком?
— Да. Я думала, вы обо мне уже забыли.
— Разве можно вас забыть? Я думал о вас всю ночь…
— Душан, ваша шутка неуместна. У нас разные возрастные категории — вам не больше сорока, а мне шестьдесят.
— Мне уже сорок шесть и я давно в разводе…
За разговором Мария вышла из палаты и прошла в медсестринскую, устало села на стул напротив полиэкрана. Ее начал тяготить разговор с переводчиком. Вчера они не сказали друг другу ни слова, она только слушала его перевод.
— Душан, если вы живете один и вам не с кем поговорить, то так и быть, я стану вашим собеседником. Мне ведь тоже, после смерти мужа, иногда хочется с кем — нибудь пообщаться… Но давайте оставим в стороне ненужный флирт и будем искать другие темы для разговора.
Пока Душан ошеломленно молчал и пытался сообразить, что ответить, с компьютера раздался сигнал тревоги, тут же завыла сирена, Мария бросила взгляд на экран:
— Черт!..
Забыв отключить телефон, Мария на автопилоте сунула его в карман, вылетела в коридор:
— Геля, где доктор? Максимову плохо!..
Мария влетела в палату Максимова. Тот уже не дышал. Компьютер сигналил один протяжный звук остановки сердца. И продолжала выть сирена.
Мария стала ритмично надавливать на грудную клетку и делала массаж до тех пор, пока не подключили дефрибилятор и не запустили сердце разрядом электротока…
Душан все это время не отключал телефон. Он отключил свой мобильник только тогда, когда Максимова подключили к реанимационной аппаратуре и доктор с облегчением от души выматерился…
В понедельник, между завтраком и обедом Беатрис написала статью о посещении Мариинского театра. После обеда она еще раз прочла свое творение, не нашла, к чему можно было «прицепиться «и отправила ее в таблоиды.
Перед тем, как позвать переводчика, чтобы вместе с ним начать смотреть телеканал «Культура», Беатрис решила позвонить Нику…
В понедельник до обеда Коля занимался на снарядах в компании водителей кортежа, которые в отсутствие Захарова работали секьюрити у Санникова.
После обеда мужчины отправились выполнять данные им поручения, а Коля и Санников стали бороться на татами. В отличие от борцов на спортивной арене, они тренировались в брюках и рубашках, ведь в оперативной обстановке охраннику, как правило, придется действовать в костюме.
У Коли раздался сигнал мобильника, но он не остановил поединок. Его остановил Санников.
Коля, подойдя к телефону, ответил на вызов:
— Здравствуйте, Беатрис.
— Добрый день, Ник… Я обещала вам позвонить. Вы мне обещали включить композиции мистера Холода…
— У меня тренировка. Вы отодрали меня от татами и спарринг — партнера…
Санников насторожился. Коля говорил по телефону на английском.
— Ник, включите для меня композиции Артура Холода и можете продолжать тренировку.
— Запись у меня дома. Вы же сами сказали, что Артур Холод пишет серьезную музыку, поэтому я не слушаю ее с телефона…
При упоминании имени Артура Холода с неизвестным иностранным абонентом у Санникова затвердело лицо, а взгляд обжег Колю холодом.
Коля продолжил после короткой паузы:
— Мисс Беатрис, я перезвоню вам вечером из дома, а сейчас, простите, мне нужно продолжать тренировку.
— До вечера, Ник…
— До вечера, мисс Беатрис…
Коля отключился первым.
— Николай, с кем ты разговаривал?..
Коля удивленно поднял бровь:
— С голландской журналисткой Беатрис Хэмилтон. Я познакомился с ней вчера вечером в Мариинском театре… Кстати, за ней ведут наблюдение некие спецслужбы…
— Но тем не менее, у вас был разговор об Артуре Холоде?!. Так ведь?
Коля уже понял свою вчерашнюю ошибку. Душу сжали ледяные тиски.
— Да…
Санников отошел в сторону, сел на один из снарядов:
— Рассказывай, Николай Андреевич… Все!.. От и до!..
С побелевшими губами, с потемневшим лицом, Коля рассказал все, как было.
— Проект закрытый… Ты хоть понимаешь, что «подставил «Захарова?.. Захотелось порисоваться перед иностранкой?
Коля горько усмехнулся:
— Хуже всего, что нет. Я упомянул об Артуре Петровиче, как о нечто само собой разумеещемся… Я уволен?