Денис и Данила бросили вопросительный взгляд на Арно.
— По машинам! Я сказал! — свирипея, повторил Макс…
Парни бегом спустились со ступеней, разместились по машинам. Остались только Арно и Санников.
Они и вышли вместе с Максимом и Мариной на улицу — Арно впереди, Санников сзади, за ним — Андрей Степанович, успевший надеть куртку.
У ступеней Максим и Марина снова обнялись, несколько раз поцеловались. Затем Захаров с сожалением заставил себя расцепить объятия, подошел к машине, открыл заднюю дверцу, достал плоский портфель, подал его подошедшему Санникову.
Александр сразу же отступил, встал рядом с Мариной. По другую ее руку встал Андрей Степанович.
Макс, не отрывая взгляда от Принцессы, собрался сесть в машину.
И вдруг с балкона ближайшего дома, на всю улицу, зазвучала переоранжированная, перемонтированная, и с измененным текстом, знаменитая песня. Но пела не Примадонна, а неизвестная певица:
Максим и Марина, не отрывая взглядов друг от друга, слушали песню, пропуская через свою душу каждое слово. Они жили друг другом, дышали друг другом. В их взглядах отражалась вселенная их чувств…
Макс слушал песню и с каждым словом второго куплета в его душе поднимался протест. Он жил и дышал Принцессой, но он не хотел пройти краешком ее судьбы. Он хотел быть ее судьбой. Он хотел, чтобы он и Принцесса были судьбой друг друга…
И вдруг Макс с ужасом вспомнил, что Принцесса стоит в босоножках на сорокаградусном морозе, хотя ему самому совсем не было холодно.
— Арно, обувь!
Арно очень быстро достал из багажника пакет.
Санников взял обувь, шагнул от машины к Марине.
Макс бросил на Принцессу прощальный взгляд, ловко поместил свое тело в «Гелендваген».
Кортеж тут же тронулся с места.
Санников одной рукой взял Марину под локоть, в другой руке он держал документы и обувь.
— Идем, Леди. Вы простудитесь.
Александр обратил внимание на то, что почувствовал холод только сейчас.
Все трое быстро вошли в зал.
Андрей Степанович торопливо предложил Марине стул.
— Садитесь, Леди. Надо отогреть ваши ножки…
Он сдернул скатерть со стола, на котором лежали цветы. Они упали на пол.
Метродотель снял с ног Марины босоножки, обернул ноги скатертью, поднял на нее взгляд. Из его глаз, без рыданий, катились слезы.
— Вы плачете?
— Да, Леди. Я плачу за вас и вашего возлюбленного… Разве не плакали ваши души, когда вы прощались?!. Но вы оба очень сильные люди, вы не можете позволить себе слез…
Санников посмотрел на метродотеля глубоким, внимательным взглядом. Он был с ним солидарен.
Александр достал из пакета сапоги, поставил их рядом со стоящим на коленях у ног женщины метродотелем, убрал в пакет портфель, файл и босоножки.
Андрей Степанович бережными движениями, через скатерть, массировал ноги Марины. Из его глаз, но уже редкими каплями, продолжали катиться слезы.
— Леди, я прошу вас передать нашу просьбу его превосходительству — пусть он купит наш ресторан… Но в любом случае, в мою смену ваш столик всегда будет свободен… Только позвоните по этому номеру, чтобы узнать, когда я работаю…
Метродотель положил свою визитку в пакет с вещами.
— Я ничего не могу обещать по поводу покупки. Максим все решает сам… Спасибо, мои ноги немного отогрелись…
Андрей Степанович убрал с ног Марины скатерть.
— Позвольте, я помогу вам надеть обувь на ваши прелестные ножки.
Марина кивнула. Он помог ей надеть сапоги.
В зал, с сумкой «Континент», вошел Василий:
— Позвольте уехать…
Аалександр зло бросил:
— Катись! Я сам отвезу Леди домой. Но учти, с завтрашнего дня ты поступаешь в ее полное распоряжение и у тебя по — прежнему ненормированный рабочий день.
— Спасибо…
Василий почти бегом вышел из ресторана, сел в машину и уехал.
Санников на мгновение коснулся плеча Марины:
— Леди, я вернусь через две минуты и отвезу вас домой.
Марина слабо кивнула. Ее начало знобить и она не могла отрегулировать свой теплообмен, хотя несколько минут назад свободно трансформировала полевую энергию в тепловую, чтобы Максим не замерз…
Александр взял пакет и сумку, вышел на улицу, положил вещи на заднее сидение своей «Киа», тут же вернулся, подошел к мододой женщине, подал ей руку…