«Дорогие друзья! Преследует меня мысль о доставке оружия. Мог бы совершенно освободить для оружия прошлогодние пути, но где взять деньги? Готов черту душу продать ради презренного металла… Браунинги можно купить в России, но нужны ружья, в особенности маузеровские складные…»
В сентябре Литвинов выезжает за оружием в Петербург. Неожиданно эта его деятельность обрывается. В ноябре 1905 года в Россию из эмиграции возвратился Ленин, который сразу окунулся в гущу партийной работы. И, конечно, в первую очередь провел совещание с большевистской частью редакции газеты «Новая жизнь». Всю практическую издательскую работу в ней вел Литвинов. Но пусть об этой своей деятельности расскажет он сам. Приведем одну из очень немногих оставленных им записей:
«В начале ноября (по старому стилю) – конце октября 1905 года я неожиданно получил от Л. Б. Красина предложение заняться постановкой легальной социал-демократической газеты „Новая жизнь“. Незадолго перед этим я приехал из Риги в Петербург для подпольной работы. Проживал я там по паспорту инженера Людвига Вильгельмовича Ница, ибо к октябрьской амнистии отнесся с большевистским недоверием. Не было также уверенности в том, что все мое прошлое покрывается амнистией, так как охранка обвиняла меня в насилии над часовым при побеге из киевской тюрьмы. Нелегальный подпольщик в роли фактического издателя большой ежедневной газеты – положение, не лишенное пикантности. В прошлом я имел отношение к подпольным печатным станкам, заведовал также экспедицией и типографией „Искры“ в Женеве. Соблазнительно было приложить руку к делу постановки первого легального социал-демократического органа, и я предложение Красина принял. То же предложение было за несколько дней до этого сделано И. Э. Гуковскому, но дело у него как-то не клеилось, поэтому решено было его назначить секретарем редакции, а административно-издательскую часть «поручить мне.
Хлопоты о даче разрешения на издание газеты потребовали бы слишком много времени, а поэтому решено было воспользоваться разрешением, имевшимся у поэта Минского, который, таким образом, должен был фигурировать в качестве ответственного редактора. Нужно было также легальное лицо в роли официального издателя газеты – и таковым была назначена М. Ф. Андреева. Финансовые заботы взял на себя А. М. Горький.
Я немедленно отправился в Москву для обсуждения ряда финансовых вопросов с Горьким, а также для получения доверенности от Андреевой. Вернувшись из Москвы 8 ноября (26 октября), я получил задание выпустить первый номер газеты на следующий же день. Было заключено временное соглашение с типографией «Народная польза» на Коломенской, помещение для конторы было снято на Невском, но ни мебели, ни штата служащих, ни экспедиции, ничего решительно не было приготовлено. Пришлось наскоро купить мебель, привлечь из районов основной кадр сотрудников, а экспедицию поручить партийному переплетчику Каплану, который, к сожалению, не справился с этим поручением.
Фактическим первым редактором был назначен П. П. Румянцев, а заведующими отделами – внутренним, иностранным, хроники и т. д. – Б. Авилов, Л. Габрилович (Галич), В. Ксандров, К. Платонов, Тэффи и др. Администрация была составлена из Л. Б. Красина, Гуковского и меня.
Петербургскими рабочими и широкой публикой выход первого номера первой легальной социал-демократической газеты ожидался с большим нетерпением. Это нетерпение еще увеличилось, когда стало известно, что с первым номером будет разослано бесплатное приложение – Программа партии. С раннего утра контора на Невском стала осаждаться народом. Типография работала чрезвычайно медленно и за ночь успела выпустить всего около 15 000 экземпляров, которые были буквально вырваны из рук курьеров при доставке их в контору. Печатание пришлось продолжать в течение всего дня, и экземпляры раздавались по мере поступления их в контору.
Об организации продажи газеты через разносчиков в этой суматохе не могло быть и речи, и рабочим из районов приходилось посылать на Невский своих уполномоченных для получения газеты. То же повторилось и в следующие дни. Типография оказалась не в состоянии удовлетворить спрос. Экспедиция не была еще налажена, и подписчики из провинции, за исключением Москвы, первых номеров газеты не получали. Подписка поступала в контору ежедневно тысячами. Почтовые переводы доставлялись корзинами. Из провинций посылались телеграфно горячие мольбы о высылке газеты. Не зная подписной цены, многие подписчики посылали сотни рублей по телеграфу, умоляя высылать газету по любой цене.
В конторе работала преимущественно партийная публика, с техникой газетного дела незнакомая, и коэффициент полезного действия был не очень высок. Больше всего приходилось страдать от неумелости экспедитора. Самому мне приходилось работать по 20, а иногда по 24 часа в сутки. В течение десяти дней удалось, однако, связаться с новой добавочной типографией, наладить аппарат экспедиции, привлекши к этому делу опытных людей, пересортировать сотрудников в конторе, уплотнив их приглашенными из других газет спецами, выработать договоры с артелями по разноске газет, зарегистрировать газету на почтамте, организовать сеть специальных разносчиков для рабочих районов и сдать в аренду газетные объявления.
Аппарат продолжал еще некоторое время работать с перебоями. Выпуск газеты часто запаздывал к отходу почты вследствие того, что приходилось печатать в двух типографиях – наружный лист в одной, а внутренний в другой, – и вследствие того, что ни контора, ни экспедиция не могли справиться с все увеличивавшимися спросами на газету. Чинил препятствия и почтамт, вследствие чего на вокзалах днями оставались тюки газет. Жаловались подписчики, что почтовые чиновники, почтальоны вынимают газету из бандероли для собственного чтения.
В провинции составлялись кружки для коллективной выписки «Новой жизни». Наживались спекулянты, доводившие цену отдельного номера в провинции до одного рубля и выше. Через месяц, однако, почти все дефекты были устранены, и аппарат стал работать настолько нормально, что, когда в Петербурге было совещание всех администраторов ежедневных газет для выработки общих мер борьбы с почтамтом, полицейскими властями и спекулянтскими газетными артелями, я был выбран постоянным председателем этого совещания. Это означало известную дань уважения к постановке нашей газеты…
Газета вскоре стала центром партийной жизни в Петербурге. В конторе устраивались партийные совещания, собрания, свидания, явки и пр. Становилось тесновато, и пришлось выселить редакцию в другое помещение, снятое на Троицкой улице.
В контору часто приходили рабочие, крестьяне, обыватели с устными жалобами на притеснение начальства, являлись чиновники, офицеры и даже полицейские каяться и исповедоваться в своих прошлых грехах, заверять в своих симпатиях к социал-демократии. Между прочим, о предполагавшемся окружении и задержании Петербургского Совета рабочих депутатов я получил с утра предупреждение лично от гвардейского офицера, явившегося в контору газеты.
Приезд в Петербург Ленина сразу внес большие изменения в состав редакции. Владимир Ильич не мог мириться с тем влиянием, которое пыталась проводить в газете группа Минского, пользуясь своим формальным правом собственности на газету. Владимир Ильич поставил вопрос ребром, и редакция целиком перешла в руки ЦК. Владимир Ильич с тех пор принимал самое деятельное участие в газете, и частенько я видел его во втором и третьем часу ночи в типографии просматривающим последние корректуры своих статей…
После напечатания «Манифеста» газета была закрыта. Распоряжение полиции было получено в типографии поздно ночью, и по соглашению с наборщиками и печатниками мы решили выпустить последний номер газеты вопреки запрещению. Администрация типографии запротестовала, и ее пришлось заарестовать, заперев на всю ночь в одной из комнат типографии. Отпечатанный номер газеты был отправлен не в экспедицию, а непосредственно в районы через вызванных оттуда партийных работников. Утром полиция должна была констатировать успешное распространение запрещенного номера.