Контора на Невском продолжала еще работать некоторое время для ликвидации дел. Когда я явился раз в контору, швейцар шепнул мне на ухо, что меня желает видеть какой-то сыщик. На мой вопрос, что сыщику угодно от меня, швейцар ответил, что он хотел справиться, работают ли у нас в качестве сотрудников лица, отмеченные им в оставленной швейцару записке. Взглянув на записку, я прочитал свою настоящую фамилию, настоящую фамилию нелегальной сотрудницы Мышь (Лалаянц), а также фамилию моего секретаря Е. Т. Смиттен. Охранке, по-видимому, до самого конца не удалось расшифровать меня, и она собиралась у меня же справиться обо мне самом. Я решил не испытывать больше судьбу и, велев швейцару направить сыщика ко мне, если он явится, отправился в свой кабинет, собрал все необходимые бумаги и черным ходом вышел на улицу, чтобы больше в этом здании не появляться. Через несколько дней я покинул Петербург. Из газет я потом узнал, что в конторе через несколько дней был проведен обыск, причем было будто бы обнаружено оружие. Было возбуждено в суде дело против М. Ф. Андреевой, Гуковского и меня. Если не ошибаюсь, на суде фигурировали Андреева и Гуковский, а в отношении меня дело было отложено».
Литвинов, разумеется, не знал, что творилось в недрах охранки, какие меры были приняты для его поимки. Об этом рассказывают архивы департамента полиции. Охранка действительно напала на след Литвинова в Петербурге. Но ей не удалось установить, что Людвиг Вильгельмович Ниц – это и есть Литвинов. Лишь 4 января 1906 года, когда «Новая жизнь» уже была под запретом, департамент полиции направил секретный циркуляр (№ 171) начальнику петербургского охранного отделения, в котором указывалось, что, «по полученным из агентурного источника сведениям… Макс Баллах в настоящее время прибыл в Петербург, где занимается в редакции газеты „Наша жизнь“. Слово „Наша“ какой-то полицейский чин перечеркнул, написал „Новая“ и предписал „обратить внимание на деятельность и сношения названного Валлаха и о последующем уведомить“.
Однако «названный Баллах» не был тогда арестован. Напуганное революцией, царское правительство допустило некоторую либерализацию общественной жизни. Это и позволило Литвинову избежать ареста.
1906 год начался в России разгулом реакции. Много лет спустя Литвинов вспоминал об этом периоде: «Разогнан первый Совет рабочих депутатов в Петербурге, подавлено вооруженное восстание в Москве, закрыты легальные социал-демократические газеты… Меньшевики поспешно сворачивают знамя, провозглашают конец первой революции, усердно занимаются угашением революционного духа пролетариата и подготовляют ликвидацию партии.
Революционный авангард рабочего класса – большевистская партия – под руководством Ильича еще долго остается на боевом посту, не складывая оружия, призывая и подбадривая революционные отряды к новому штурму на самодержавие: «Мы еще повоюем!»
Но для того чтобы воевать, необходимо оружие. Его требуют местные организации большевиков. Особенно энергично добивается оружия Закавказье. Еще осенью 1905 года в Петербург из Тифлиса прибыли ходоки. Они вручили ЦК двести тысяч рублей, просили закупить за границей оружие. ЦК решил поддержать закавказских большевиков, и сразу же возник вопрос: на кого возложить эту сложную и опасную миссию?
После запрещения «Новой жизни» Литвинов обратился в ЦК за новым заданием. Надо немедленно решать этот вопрос. Красин по поручению ЦК предложил Литвинову два варианта: он может немедленно выехать с Максимом Горьким в Америку, организовать там для него лекции и выступления, сбор с которых пойдет на нужды партии. Либо Литвинов примет другое задание – добыть оружие для закавказских и других организаций большевиков.
Литвинов не колеблется ни минуты. Поездка в Америку – это, в сущности, отдых. Это не для него. Как он может уехать из России, когда здесь все бурлит, здесь революция. И он решительно отклоняет предложение. Организация транспортов оружия для вооруженного восстания – вот это дело, это по нему. Он принимает второе предложение ЦК.
И здесь мы открываем одну из самых блистательных страниц дооктябрьской биографии Литвинова.
Глава третья
Водворитель оружия
В начале 1906 года в Париже, на улице Порт Ройял, 85Bd, появилась конторка какого-то русского эмигранта. Агентура царской охранки всполошилась: кто этот эмигрант, чем занимается, для чего открыл контору? Вскоре в Петербург была отправлена шифрованная телеграмма, в которой сообщалось, что контора принадлежит некоему Лелькову, а Лельков этот, возможно, не кто иной, как известный революционер Литвинов. Контора его вроде занимается поставками каких-то товаров, но есть сведения, что Лельков-Литвинов вынашивает какой-то чрезвычайно опасный для Российской империи план.
Действительно, под вывеской парижской конторы Литвинов энергично занялся размещением оружейных заказов на европейских заводах. Он решил заказать несколько тысяч винтовок системы Маузера и Манлихера, соответствующее количество патронов, а также пулеметы и различное мелкое оружие. Наиболее портативными считались тогда датские пулеметы. Датчане приняли заказ, сообщили, что через несколько дней в Париж прибудет офицер датской армии, который доставит образцы пулеметов для испытаний.
Но в каком качестве предстанет Литвинов перед датским офицером? В качестве российского революционера? Такой вариант исключается. Литвинов принял решение: он будет фигурировать в своих отношениях с европейскими фирмами как офицер армии Республики Эквадор. Страны Латинской Америки часто воюют друг с другом, посылают своих представителей в Европу за оружием. Офицер армии Эквадора ни у кого не вызовет подозрения. Встреча с датским офицером сошла благополучно.
Все лето 1906 года Литвинов разъезжал по Европе. Разместил заказы на оружие в Брюсселе, Вене, Карлсруэ, Гамбурге, Берлине, Гааге, Льеже.
Во что бы то ни стало надо было создать филиалы парижской конторы в различных городах Европы. Один такой филиал был в Цюрихе. Другой Литвинов организовал вЛьеже во главе с болгарином Борисом Спиридоновичем Стомоняковым, ставшим через много лет крупным советским дипломатом. Подобные филиалы были созданы и в других городах. Помогала ему в этой работе большевистская связная Р. А. Дудовская, с которой велась постоянная переписка.
Из Москвы в Париж.
«Москва, 27 февраля
1906 года.
Предположения оправдались, и я в участок таки попал. Но… пробыть там пришлось лишь несколько часов.
Наконец-то удалось выбраться из злокозненного Питера, и вот я… в Москве. Сегодня я отсюда удираю по направлению к Западу. Если у Рубакина ничего не случится – могу в субботу уже очутиться в Берлине. Оттуда напишу».
О том, кто такой Рубакин, и о его деятельности читатель узнает несколько позже.
Из Софии в Париж.
«19 июля 1906 года.
Привет! Только что прибыл в столицу братушек. Полицейские, жандармы и офицеры в русской форме, на границах проверка паспортов. Мостовая ухабистая, членовредительная. Словом – русская цивилизация. Минутами кажется, что гуляю по Смоленску, Пскову и т. п. Всюду родная картина, приправленная некоторыми восточными мотивами. Еще никого не видел здесь, поэтому не знаю, сколько проторчу здесь…
Макс».
Из Софии в Париж.
«26 июля 1906 года.
Только что, перед самым отъездом, получил Ваше заказное. Там находился чек, о котором я Вас спрашивал во вчерашнем письме. Справляться в банке уже не надо. Пусть деньги пока остаются в банке. На днях укажу, куда их выслать.
С приветом.
Макс».
Из Вены в Париж.
«28 июля 1906 года.
7 часов вечера. Сижу как на иголках и с величайшим нетерпением ожидаю Вашей телеграммы о новом (слово неразборчиво). Предположения, которые делал, совершенно парализуют мои дальнейшие действия.
Итак, жду. Только что получил Ваш Expressbrief.
Макс».
Из Вены в Геную.
«…Я приближаюсь к желанному Карлсруэ на всех парах, сокращая, елико возможно, свои остановки в Берне и Берлине… Адрес я Вам сообщил. Мне Вы можете писать через „Маленького“.[9]