Русские дела разбирались последними за 1/2 часа до заранее назначенного конца заседания, когда начинался уже шапочный разбор и частные беседы между делегатами. Мне удалось было повышенным голосом овладеть вниманием Бюро, но вскоре был остановлен Вандервельде. Успел я сказать, что к резолюции К [аут] ского в общем присоединяюсь (это было еще до поправки PPS) и приветствую готовность Интернационала вникнуть в сущность наших разногласий, что может быть достигнуто лишь постановкой их на конгрессе, но что не только «со всеми соц[иал]-дем [ократами]» (первоначальное выражение Каутского), но даже с целым рядом с [оциал] – д [емократических] групп мы ни в какие соглашения вступать не намерены, а именно с заграничными и т. д., что считать[ся] (In betracnt kommen) можно лишь с двумя борющимися в России течениями, что в возможности соглашения между ЦК и OK сомневаюсь, а потому советую начать с думской фракции, чтобы помешать углублению и обострению раскола… Все то, чего я не договорил, Вы сможете добавить теперь, когда Ex. Com. обратился к Вам.
Заявления ликвидаторов (внесена целая куча, вероятнее всего, возражения против нашего доклада) не были оглашены. Потребуйте у Г[юисман]са, или, если хотите, я потребую.
Суетились они оба дня бесконечно… Если нужна моя подпись под корр [еспонденцией] в «Правду», подпишите (Литвинов)…
Кажется все.
Жму руку. Ваш Гаррисон.
Хотел бы знать Ваше мнение о результатах, т. е. о резолюции К [аут] ского…[28]»
Работа, проделанная Литвиновым в Международном социалистическом бюро, принесла важные результаты. Конечно, нельзя было надеяться, что лидеры II Интернационала поддержат большевистскую антивоенную линию Ленина и его соратников. Но документы Поронинского совещания, выступления Литвинова в МСБ, его беседы с отдельными делегатами помогли довести до многих европейских социал-демократических партий правду о положении в РСДРП.
Но Литвинову еще предстояло немало потрудиться на этом поприще.
Весной 1914 года издательство «Уильям энд Норгет» сообщило Литвинову, что оно свертывает издание переводной литературы и он будет уволен. Дирекция сожалеет, что вынуждена потерять такого хорошего работника, но другого выхода нет.
В апреле вопрос об уходе Литвинова из издательства был решен окончательно, что было весьма некстати. В Вене вот-вот должен был открыться конгресс Международного социалистического бюро, где, как предполагалось на Лондонском совещании, будут рассматривать русские дела. В общем, Гюисманс оказался прав, когда говорил Литвинову, что русские дела будут «убиты». Но все это было не так просто сделать. И Гюисманс, и Каутский, и Вандервельде, другие лидеры II Интернационала, и вся верхушка европейской социал-демократии не могли так просто «списать» крупнейшую партию рабочего класса, которая уже совершила революцию, получившую огромный отклик во всем мире. Русские дела перенесли в Вену для того, чтобы своим вниманием к этой проблеме ханжески продемонстрировать стремление «помочь» русскому рабочему классу.
Ленин считал необходимым использовать предоставлявшуюся трибуну для того, чтобы довести до сведения мировой общественности точку зрения большевиков на положение в партии, и настаивал на поездке Литвинова на конгресс. Владимир Ильич рассчитывал также получить исчерпывающую информацию о конгрессе и знал, что информация Литвинова будет объективной и глубокой.
Литвинов понимал, что ехать придется, готовился к этой поездке, собирал материалы для предстоящего выступления, следил за всеми событиями в социал-демократических партиях. Но просто, по-человечески, в Вену ему ехать не хотелось, ибо уж очень противно было присутствовать на конгрессе, от которого ничего хорошего не ждал. Да и денег у него не было на эту поездку. Поразмыслив, он сообщил об этом Ленину в Краков: «Дорогой Владимир Ильич, боюсь, что в Вену поехать не смогу. Отпуска брать не приходится, так как через три недели освобождаюсь от должности. Июнь – июль буду возиться с русскими экскурсантами-учителями, а затем буду свободен… от всякого капитала. Поездка мне будет, стало быть, не по средствам. Насчет безопасности Вам, конечно, виднее. Думаю, что сошло бы. По правде говоря, желания сидеть в Бюро со стариком Акс [ельродом] у меня нет. Равноправия членов Б[юро] нет. Что разрешается одному, то не разрешается другому, и в расчет принимаются личности. Из всех б [ольшевиков] только Вы и могли бы пользоваться влиянием в Бюро. Будет ведь не мало споров, делений голосов.
Будет ли до тех пор какая-либо конференция по русским делам при исполкоме МСБ?
Подавил бы личное нежелание, если бы оказалось необходимым, но, повторяю, возможности не будет из-за металла…
Крепко жму руку.
Ваш Папаша».
Комиссия по русским делам тянула с обсуждением вопроса. Все еще не было точно известно, когда откроется конгресс в Вене. В конце мая Литвинов уволился из издательства, сразу же принял предложение Лондонского туристического бюро и через несколько дней выехал в Брюссель, куда должны были прибыть русские туристы-учителя. В Лондоне разработали довольно обширную программу поездки. Сначала туристы должны были познакомиться с Бельгией, затем выехать во Францию, а оттуда уже в Англию. Все это было Литвинову на руку. Он полагал что из Франции сумеет на несколько дней поехать в Швейцарию, где ему было совершенно необходимо встретиться с друзьями и договориться в библиотеке Куклина о литературе для Лондонской организации большевиков.
В начале июня Литвинов приехал в Брюссель. Группа туристов была немногочисленной, все больше земские учителя из разных губерний.
Литвинов несколько дней водил своих туристов по Брюсселю, показывал музеи, здание ратуши, парки, выехал с ними в Льеж, а оттуда собирался отправиться в Лондон. Но выстрел в Сараево прервал мирную жизнь. Литвинов с огромным трудом через Швецию отправил своих обескураженных туристов в Россию и возвратился в Лондон.
В английской столице – толпы людей на улицах, восторженно приветствовавшие солдат, гром оркестров, патриотические лозунги, цветы. Газеты взвинчивали патриотические порывы. Социалисты в Бельгии, Франции и Англии вошли в правительства своих стран.
Но положение на фронтах складывалось для союзников неблагоприятно. Немцы подходили к Марне. Начали угрожать Парижу. Русские армии наступлением на Восточную Пруссию ценой огромных потерь оттянули на себя немецкие корпуса. Война стала позиционной.
Пресса подогревала «патриотизм», восхваляла подвиги солдат. Сначала это помогало. Потом привыкли. Началась шпиономания. Шпионов искали всюду: среди беженцев, среди англичан, живших когда-то в Германии. Искали их в среде русских эмигрантов.
Война обрушила на русские колонии в Европе бездну неприятностей, прервала связь между ними. Из многих стран эмигранты уехали за океан. Кое-кто перебрался в Скандинавию. Там было спокойно. В островной Англии и нейтральной Швейцарии колонии сразу разбухли. Туда приехали многие русские политические эмигранты из Франции, Бельгии и других стран. В Лондон приехал Георгий Васильевич Чичерин и другие видные русские революционеры.
Чичерин был уже тогда широко известен в европейском рабочем движении. Блестящее образование, многогранный талант и другие качества Георгия Васильевича в короткое время принесли ему большую популярность в эмигрантских кругах и в английском обществе.
Были ли знакомы Литвинов и Чичерин до приезда Георгия Васильевича в Лондон? Разумеется, и даже давно, примерно с 1904 года, но встречались редко. В 1906 году – в Бельгии, потом в Париже. И вот они снова встретились. Теперь уже надолго – почти на четыре года. Они часто встречаются в «Герценовском кружке», спорят, обсуждают проблемы мировой политики. Большевики с радостью замечают, что война и связанные с нею события, предательство лидеров II Интернационала заставили Чичерина задуматься над многими проблемами, пересмотреть свои политические взгляды, приблизили его в ряде вопросов к точке зрения большевиков.
28
Оценка резолюции дана в статье В. И. Ленина «Хорошая резолюция и плохая речь». –