Я уверила свою соседку, что эту новость мы узнали не из газет».
В беседе с корреспондентом «Дейли кроникл» Литвинов сказал, что одна из главнейших его задач – рассеять пелену лжи о Советской России. И он использовал для этого любую возможность: проводил широкую разъяснительную работу в печати и на собраниях и решительно выступал против продолжения войны, опубликовал ряд статей об Октябрьской революции в органе независимой рабочей партии «Лейбор лидер» и некоторых других журналах и газетах, отпечатал и распространил большое количество всякого рода листовок и памфлетов.
Брошюра об Октябрьской революции к началу 1918 года была завершена. Он назвал ее «Большевистская революция, ее значение и смысл». Одно только перечисление глав этой брошюры – кроме предисловия и авторского вступления в ней шесть глав – показываем широкий круг проблем и вопросов, которые осветил Литвинов: 1. «Первая революция (1905)», 2. «Война», 3. «Февральская революция 1917 года», 4. «Антибольшевизм наступает», 5. «Большевистская революция». Последнюю, шестую главу автор назвал «Большевистская программа мира».
Литвинов дал анализ трех русских революций, разоблачил роль контрреволюции, раскрыл величайшую роль Ленина в освободительной борьбе российского пролетариата и интернациональный характер Октябрьской революции.
По просьбе Литвинова предисловие к его работе написал известный в ту пору лейбористский деятель Е. К. Ферчайлд, который призвал рабочий класс Англии прочитать книгу Литвинова и постараться понять суть событий, происшедших в России в октябре 1917 года.
Брошюра была напечатана в типографии лейбористской партии, и первое ее издание, видимо, вышло в феврале 1918 года. А через два месяца в Лондоне появилось второе издание. Таким образом, книга Литвинова была первой после Октябрьской революции работой большевика-марксиста, опубликованной за рубежом, в цитадели капиталистического мира. Она сыграла значительную роль в деле распространения правды об Октябрьской революции и способствовала возникновению в Англии комитетов «Руки прочь от Советской России!».[33]
В начале августа 1918 года поздно вечером в лондонской квартире Литвинова раздался звонок. Литвинов пошел открывать дверь:
– Кто там?
Ответили не по-английски – по-русски:
– Максим Максимович?
– Я!.. А кто вы?
– Из Москвы. От Владимира Ильича.
Это был курьер с особым поручением. И тут надо мысленно вернуться назад, в Москву лета 1918 года. Именно тогда, 19 июля, был опубликован текст первой Конституции РСФСР, принятой V Всероссийским съездом Советов. Владимир Ильич попросил Бонч-Бруевича, если можно, переслать текст Конституции Литвинову в Лондон. Может быть, Максиму Максимовичу удастся ознакомить английский рабочий класс с этим документом.
Литвинов читал и перечитывал тонкие листы с текстом Конституции, обдумывал, как и где ее издать. И он издал. Потом брошюру уничтожили. Но осталась английская гранка предисловия к Конституции, написанного Литвиновым. Сверху на гранке – подпись на английском языке: «Максим Литвинов».
Даже небольшой отрывок из предисловия позволяет понять, каким языком Литвинов говорил в ту пору с трудящимися Англии, какими мыслями он руководствовался, будучи полномочным представителем своей страны. «В революционных ситуациях, особенно в ситуациях, столь чреватых социальным переустройством, какой является нынешняя ситуация в России, высшие интересы революции и революционных классов – это и есть наивысшая справедливость…
Мир видел много конституций, но ни одна из них не похожа на ту, текст которой напечатан на нижеследующих страницах. Это первая Конституция первого социалистического государства. То, что было мечтой целых поколений социалистов, стало в ноябре 1917 года свершившимся фактом в России. Социалистический интернационал – или то, что осталось от него в эти дни повального бегства из его рядов и наступившей в его рядах глубокой деморализации, – может сейчас увидеть, как рабочий класс, взявший власть в свои руки, попытался построить государственную машину на следующий же день после победы социалистической революции. Ибо эта конституция – не плод индивидуального мозга ученого-теоретика или даже государственного деятеля-практика, а в полном смысле слова органический продукт, стихийное творение революции, воля коллективного созидательного гения русских трудящихся масс». И далее, говоря о роли Советов депутатов в трех русских революциях, Литвинов пишет: «Никому, кроме Ленина, никогда и в голову не приходило, что этой чисто революционной деловой организации, носившей, казалось бы, только временный характер, суждено было стать краеугольным камнем будущей организации российского социалистического содружества наций. Но именно такова была ее судьба, как это предвидел Ленин еще в начале апреля…
Таким образом, настоящая Конституция, хотя она и является письменным документом, представляет собой Конституцию не бумажную, а живую, наполненную горячей пульсирующей кровью, мыслями, чувствами и, разрешите нам также сказать, страстями трудящихся революционных масс России».
Литвинов уже снял здание для полпредства и начал выполнять одну из тех задач, которую Чичерин в беседе с английским журналистом Рэнсомом определил так: «Роль Литвинова в Англии… заключалась прежде всего в том, чтобы установить связи с промышленным и торговым миром».
В те месяцы он устанавливает контакты со многими английскими фирмами, промышленниками, деловыми людьми в Лондоне и других городах. По его поручению назначенный им советский консул в Глазго шотландец Маклин проводит эту же работу в Шотландии. Пусть не сразу, но эта деятельность Литвинова принесла свои плоды, и скоро авторитетнейшие промышленные круги Англии выступят за развитие торговли с Советской Россией, а затем и за ее признание.
И конечно, Литвинов со всей энергией продолжает свою политическую деятельность, особенно трудную в период, когда руководители Антанты решили начать открытую интервенцию в Страну Советов. Возвратимся к его воспоминаниям: «Я выступил с речью на 17-й конференции лейбористской партии в Ноттингеме. Неоднократно мне приходилось сражаться с противниками Октябрьской революции на больших митингах. Из них мне особенно запомнилось собрание, устроенное в Кокстон-Холл. История его такова. Летом 1918 года в Лондон приехал Керенский, произнесший погромную речь против большевиков на лейбористской конференции, где председательствовал Артур Гендерсон. Я присутствовал на этой конференции, но мне не дали слова для ответа Керенскому, несмотря на громкие требования этого со стороны аудитории. Тогда несколько дней спустя левые лейбористы совместно с некоторыми радикальными депутатами парламента (Джозеф Кинг и др.) созвали специальное собрание в Кокстон-Холл, где я был главным оратором. Зал был битком набит народом, настроение было чрезвычайно приподнятое, принятые резолюции весьма резки».
В Москве с тревогой следили за борьбой Литвинова в Лондоне. Чичерин докладывал VII Всероссийскому съезду Советов в декабре 1919 года: «В июне 1918 года на лондонской рабочей конференции Керенский был встречен враждебными возгласами, и конференция устроила овацию тов. Литвинову, которому не разрешено было говорить… На грандиозных митингах в Лондоне… при всеобщем энтузиазме присутствующих принимались резолюции с требованием: „Руки прочь от Советской России!“
33
Здесь следует уточнить, что организатором этих комитетов был Эндрю Ротштейи, сын Ф. А. Ротштейна (1871–1953) – советского историка и дипломата, члена КПСС с 1901 года, с 1890 по 1920 год жившего в эмиграции в Великобритании и ставшего одним из организаторов Коммунистической партии Великобритании.
Вот уже многие годы Эндрю Ротштейн является президентом Общества британо-советской дружбы. В 1983 году за заслуги в борьбе за мир и социальный прогресс и в связи с 85-летием со дня рождения он был награжден орденом Октябрьской Революции.