Рабочие и крестьяне России решили защищать свою дорого завоеванную власть и свободы против завоевателей всеми средствами, которые обширная страна дает в их распоряжение, но, помня о неизбежной бессмысленной трате жизней и ценностей с обеих сторон и желая избежать дальнейшего разорения России, которое должно последовать в случае дальнейшей внутренней и внешней борьбы, они, поскольку дело идет о реальных интересах их страны, готовы пойти на все возможные уступки, если им удастся обеспечить при этом условия, позволяющие им мирно развивать свою социальную программу…
Диктатура трудящихся и производителей не является самоцелью, но средством для построения новой социальной системы, при которой всем гражданам, независимо от класса, к которому они раньше принадлежали, будут предоставлены равные права и возможность полезно трудиться. Можно верить или не верить в этот идеал, но он определенно не дает оправдания для посылки иностранных войск на борьбу против него или для вооружения и поддеожки классов, заинтересованных в реставрации старой системы эксплуатации одного человека другим…
Я надеюсь и верю, что, прежде чем решаться на тот или иной образ действий, Вы признаете справедливым требование: audiatur et altera pars».[34]
Нота Вильсону получила большой отклик в прессе и общественных кругах. Как ни старались реакционные элементы на Западе исказить правду о Соьетской России, она все же становилась известна народам. Комитеты «Руки прочь от Советской России!» начали создаваться во многих странах.
Тем временем успехи Красной Армии нарастали. В начале 1919 года были одержаны серьезные победы над интервентами и внутренней контрреволюцией. Это заставило союзников искать «новый подход» к России. Сущность его состояла в том, чтобы продолжать интервенцию, не отказываясь от мысли уничтожить Советскую власть, и вместе с тем начать дипломатические маневры. Эту тенденцию сразу подметил Ленин. Он писал в конце января 1919 года: «Среди буржуазии и правительств Антанты замечаются теперь некоторые колебания».
Намерение союзников обнаружилось на Парижской мирной конференции, где обсуждался «русский вопрос». Ллойд Джордж и Вильсон предложили созвать специальную конференцию на Принцевых островах и пригласить туда представителей всех враждующих лагерей в России.
Пребывание в Стокгольме Литвинова, вступившего в контакт с некоторыми западными дипломатами, давало возможность Советскому правительству получать достаточно проверенную информацию о закулисных переговорах в связи с предполагавшейся конференцией на Принцевых островах.
В начале января в Стокгольм по поручению президента Вильсона прибыл атташе американского посольства в Лондоне Буклер для переговоров с Литвиновым и Воровским о позиции Советского правительства в связи с предполагавшимися переговорами. Мирная акция, предпринятая в Стокгольме, могла получить дальнейшее развитие. Литвинов отправил в Москву подробную информацию о беседах с американским представителем. Внимательно следил за политическими маневрами союзников в других европейских столицах. Их позиция, как выяснил Литвинов, продолжала оставаться резко антисоветской, а маневры по поводу мирных переговоров преследовали цель обмануть мировое общественное мнение. 14 января Литвинов передал из Стокгольма в Москву следующую радиограмму: «Юманите» опубликовала дипломатическую ноту, адресованную Францией в Лондон, Рим, Токио, Вашингтон. В ответ на предложение Великобритании о том, чтобы все правительства, образовавшиеся в России, включая Советское правительство, были приглашены заключить перемирие и послать представителей на мирную конференцию, Пишон заявляет, что французское правительство не может одобрить это предложение, оставляющее без внимания принципы, на которых основана политика Франции и ее союзников в России».
Иностранные газеты тогда из-за блокады в Москву не поступали. Поэтому, в частности, информация Литвинова представляла особую ценность, она позволила сделать выводы о подлинных намерениях союзников и их дальнейших планах.
Тем временем в Москве стало известно, что союзники намерены добиваться на будущей конференции аннексии Архангельска, Баку и ряда других городов и районов Советской России. Литвинову поручили выяснить все, что возможно, по этому вопросу, немедленно представить в Москву соответствующую информацию и высказать свое мнение, действительно ли такие планы разработаны.
В сущности, в начале 1919 года Литвинов, Боровский и их небольшой полпредовский штат были важным советским дипломатическим плацдармом в капиталистическом мире. Однако он каждую минуту мог оказаться под ударом, что вскоре и произошло.
Шведская политика в ту пору определялась в значительной степени в Париже и Лондоне. Там понимали, что каждый миролюбивый шаг правительства Советской России вызывает к ней симпатии многомиллионных народных масс, уставших от войны. В западных столицах стало известно, что Литвинов завоевывает в Стокгольме симпатии местных политических и торгово-промышленных кругов, а предложение о прекращении интервенции в Россию находит все больше сторонников не только в Швеции, но и в других странах. На Даунинг-стрит с озлоблением следили за деятельностью Литвинова в шведской столице. Клемансо не в меньшей степени опасался его дальнейших контактов с иностранными дипломатами.
Под нажимом Антанты шведское правительство приняло решение порвать всякие отношения с Советской Россией, выслать из страны Литвинова, Воровского и все советское полпредство. 21 января этот вопрос уже был окончательно решен.
Поздно в ту ночь засиделись Вацлав Вацлавович и Максим Максимович. Они составляли ноту шведскому правительству. 21 января утром нота была вручена министру иностранных дел Хелнеру. Напомнив, что между правительствами РСФСР и Соединенных Штатов Америки ведутся полуофициальные переговоры о мире, а в это время шведское правительство высылает из страны советских дипломатов, Боровский писал: «И как раз в этот исторический момент Королевское Шведское Правительство нашло нужным прервать все сношения с Российской Республикой и потребовать отъезда из Швеции ее представителя, лишая таким образом Русское Правительство всех средств сношения с Западной Европой и делая невозможным всякие личные переговоры и способы соглашения». Вацлав Вацлавович просил от имени правительства Российской республики «предоставить право г. Литвинову остаться в Швеции, чтобы дать ему возможность продолжать осуществление возложенного на него мирного поручения». Но не Хелнер решал этот вопрос. 30 января 1919 года все советское представительство во главе с Воровским и Литвиновым вынуждено было покинуть Стокгольм. Они выехали через Финляндию в пломбированном вагоне. Лишь на советской границе вагон открыли.
Р. А. Зарецкая, возвратившаяся из Стокгольма вместе с советскими дипломатами, рассказывала: «Был холодный зимний день. Литвинов выпрыгнул из вагона, глотнул свежего воздуха, размялся. Потом вышел Вацлав Вацлавович, выскочили на морозец все наши сотрудники. Литвинов, глядя на своих уставших от тревог и необычного путешествия друзей, предложил поиграть в снежки. Скатал крепкий снежок и запустил его в советника полпредства, сбил с него шляпу. Тот обиделся, проворчал что-то насчет неудач и плохого настроения.
Литвинов улыбнулся, громко сказал: «Товарищи, наступление продолжается».
Предложение Советского правительства начать переговоры о мире породило цепную реакцию, которая проявлялась тем активнее, чем успешнее были действия Красной Армии.
Вильсон все же не отказался от намерения установить контакт с Советской Россией. После отъезда Литвинова из Стокгольма пришлось искать новые пути для установления связи с Москвой, чтобы договориться о конференции на Принцевых островах. Конечно, со стороны Вильсона это была вынужденная дань мировому общественному мнению, которое все энергичнее выступало против политики интервенции. Своеобразным ответом на миссию Литвинова в Стокгольме, где он вел переговоры с американским представителем Буклером, была поездка начальника отдела политической информации при американской делегации на Парижской мирной конференции Уильяма Буллита в Советскую Россию.