— Если меня так будут кормить, то стану как тот пес из деревни — голодный и злой! — прошипел Белен.
— Господину мало? — искренно удивился Юна.
— Вы странные, друзья мои — пришли в страну, которая только очнулась после голода, а требуете изысканной еды, — пояснил Дал. — Здесь кормят в соответствии с вашим статусом в обществе. В данный момент вы — неизвестно кто.
— А вы? — спросил Ланс, отпивая из чашки хороший глоток.
— Я — захр. И мой друг тоже. Ланс с некоторым недоумением посмотрел на своего нового знакомого, отставил на ложе чашу и начал неторопливо одеваться. Дал внимательно посмотрел на его лук и уважительно кивнул.
— Метите в бранеоны?
— Почему бы и нет, — пожал плечами Ланс. — А ты?
— Мне все равно. Ланс внимательно посмотрел на Дала. Его губы слегка приоткрылись, как бы готовясь задать вопрос, но юноша промолчал. Я его вполне поняла — неблагодарное это дело решать за другого. Но я решала. Мне до боли было жаль этого побитого жизнью Дала, которому теперь по сути было все равно — быть рабом или свободным.
— Зря ты, брат, — покачал головой Ланс, все же не выдержав. — Ты способен на большее. Боги дают нам таланты, чтобы мы их использовали.
— Время покажет, — пожал плечами Дал. В это время в здание быстрым шагов вошел рослый мужчина в красном плаще и прокричал:
— Подъем! Сразу же маленькая зала заполнилась голосами. Те, кто проснулись, будили заспавшихся, кто-то зевал, кто-то смеялся, и общей стайкой они медленно подтягивались к бассейну. Быстрые девушки, не обращая внимания на наготу мужчин, раздавали чаши с едой. Белен, воспользовавшись суматохой, цапнул еще одну и опорожнил ее, не обращая никакого внимания на укоризненный взгляд Юны. Вскоре чистая и одетая толпа мужчин выхлестнула из здания, смешавшись с такой же толпой женщин, хлынувшей из здания напротив.
Представительницы моего пола были, надо отдать дань справедливости, гораздо шумнее мужчин, они часто поругивались, жаловались на плохое содержание, в то время как почти все мужчины были сосредоточены и тихи. Вся толпа, влившись в единую струю, протекла через огромную арку.
Я, открыв в себе новые способности, летела над головами идущих, стараясь не потерять из вида Дала и его новых друзей. Это было сложно. Как и для них оказаться неразлученными в людском море.
Вскоре многоголовый поток хлынул под арку и, притормозив в огромном амфитеатре, разбился на ручейки, растекаясь по ступенчатым выступам, заменяющих скамейки. Изредка то один то другой участник намечающегося представления со страхом посматривал на подковообразное сооружение посреди арены, где располагались кресла. Но вот все затихло — на арену медленно вышли представители Совета (откуда я только знала про Совет?). Их было восемь, и, к моему удивлению, в Совете в равных пропорциях присутствовали и женщины и мужчины. За советниками разместились в белоснежных одеяниях жрецы.
Среди них я с трудом выловила бледное лицо поэта и того жреца, что выдвинул Дала. Тишина стала почти осязаемой. Один из советников взял в руки свиток и зачитал первое имя. Испытание началось. Я не следила за происходящим на арене — мне не дали. Все поддернулось дымкой, фигуры затанцевали передо мной в страшном вальсе размытых образов, и вот я уже стою возле несколько заскучавших Дала и его друзей, а над толпой проноситься знакомое имя. Дал медленно поднялся со своего места и спустился по ступенькам прямо к арене. Ланс пожирал его фигуру страстным взглядом — было видно, что он переживает за странного незнакомца. Я тоже переживала.
Холодная рука страха охватила мое сердце и стало больно, очень больно… и за себя и за него. Вперед вышел нашедший Дала жрец:
— Данный человек проживал долгое время на моем участке и высказал множество умений, которые, на мой взгляд, не соответствуют его статусу захра. Думаю, что Алиссия вполне может использовать Дала в качестве бранеона.
— Я не согласен! — выступил перед Советом неведомо откуда взявшийся поэт. — Это человек слишком высокомерен, он не может быть лоялен к кому-либо! Только в образе захра он поддается контролю, как бранеон он может стать предателем!
— Странное высказывание из уст того, кто не смог понять всей важности своего поста и оставил своих людей в час опасности, — заметила одна из женщин Совета.
— Их было слишком много! — прошептал поэт, смертельно бледнея.
— Мы принимаем ваше мнение, жрец, — мягко заметил сосед женщины. — Осмелюсь напомнить своей коллеге, что не стоить ворошить оплаченное прошлое. Наш друг дорого заплатил за свою ошибку. Что вы умеете делать, Дал?