Александр с каждым шагом становился все ближе, вот уже стали видны морщинки у его внимательных когда-то глаз, скорбная складка у лба, тоненькая волосинка на воротнике… Вот легкий сквозняк чуть приподнял волосы у его лба, поиграл с цветочными тенями на его лице. Мне стало жутко. Казалось, что восковые губы сейчас разомкнуться, уже размыкаются… А очередь все продвигается. Вот уже гроб совсем рядом, последний шаг, и я смогу дотронуться до его бледной кожи, помочь разлепить непослушные уста… Александр, что же ты наделал! Но наваждение ушло так же внезапно, как и началось. Теперь лежавшее в гробу тело вновь стало, как и полагалось, мертвым, но таким знакомым… Я осторожно наклонилась над гробом, чтобы в первый и в последний раз поцеловать его в лоб. Оставив слезу на щеке покойника, я, сдерживая рыдания, положила венок у гроба в уже огромную общую кучу, прошептала вдове слова соболезнования и уже собралась отойти, смешаться с разношерстной толпой, как вдруг…
— Явилась, стерва! Я уж надеялась, что не осмелишься, — я вздрогнула, поняв, что не пронесло. Она меня узнала, но как? И тут все вновь изменилось. Мне показалось, что все враз посмотрели на меня, обрадовались развлечению на скучных доселе похоронах, внезапно предоставившейся оказии посплетничать о покойном и обо мне, что нормальная до того толпа вдруг превратилась в огромного, многоглазого зверя с единой глоткой, и глотка это принадлежала худой женщине с черной розой в огромном декольте… Я молчала, не в силах справиться с нахлынувшим на меня стыдом перед Александром, его памятью, его друзьями, а «несчастная» вдова все продолжала осыпать меня бессмысленной грязью. Зачем?
— Сучка! Думаешь, я дура последняя! А нет! Давно заметила, как он по тебе, потаскуха, сохнет! Сказочки твои читает, с сыном на ножах!
И все ты, ты!
— Мама! — принялся успокоить ее стоявший рядом молодой человек, но я уже ничего не видела и не слышала. Меня обливали грязью, обливали незаслуженно, и это в день, когда я потеряла дорогого мне человека! Что я тебе сделала, Господи, что ты со мной так, за что? Все поплыло у меня перед глазами — неужели я, которая знала Александра всего месяц, более ценила его покой, чем жена, родившая ему сына! Стало обидно и за себя и за него, жаль тех лет, что потратил Александр на эту раскрашенную бабу, стало стыдно перед его гробом, стыдно за колкие, грязные слова. Он ведь никогда не бранился, был всегда предельно вежливым и понимающим, интеллигентным… Как же так? Как?
— Стерва крашенная! Сучка! Кошка ощипанная, да я тебя! — жена Александра решила свои слова подкрепить действием и, было, бросилась ко мне, но кто-то ее удержал, не дал сделать и шагу. Мне стало совсем плохо, а реальность вдруг отошла на второй план, оставив в душе тупое безразличие. Если бы она в тот момент на меня набросилась, я бы не стала защищаться, не смогла бы… — Пусти! Это она его убила, она!
— Рита, идем, — внезапно раздался рядом Димкин голос. «Дима, Димочка, откуда ты, родненький, забери меня, — молила моя душа, — Дима, мне плохо, тошно, не могу так… помоги!!!» Говорить я уже не могла, могла только думать, да и мысли были медленными, ведь им надо было пройти сквозь густую жидкость безразличия.
— Риточка, родная, видишь же, что она не в себе, — урезонивал меня Димка, силой отводя в сторону. Лишь после полуминуты до меня дошло, чего он хочет, и я смогла сделать первый самостоятельный шаг. Второй дался мне легче.
— Идем, малышка, идем… — обрадовался успеху Димка. — Я тебя потом к нему отведу, он поймет… Не плачь, хорошая, потом, не здесь… Я прижалась к Димке, дрожа всем телом, встречая каждое новое оскорбление, как удар хлыстом. Но мой спаситель ошибался, я не плакала. Не могла уже плакать, соображать тем более, просто доверилась дружеским рукам, и шла, шла… Куда, зачем, какая разница? А брань летела за нами, постепенно удаляясь — видимо, жену Александра все еще кто-то удерживал, не давал броситься за нами, подтвердить свои слова делом… Я не помню, как мы шли по главной аллее. Припоминаю, что не смела оторвать глаз от черного, недавно положенного асфальта, как чувствовала на себе чужие, насмешливые взгляды, слышала за спиной тихий шепот. Мне казалось, что все перестали замечать даже Александра, а все внимание сосредоточили на мне, облепленной грязью… Помню, что горе в моей душе смешивалось со жгучим чувством обиды.