Сергей Зеленин
МАКСИМАЛЬНОЕ БЛАГОПРИЯТСТВОВАНИЕ
(самая реальная альтернатива 1941-го года)
«Есть вещи невозможные и нереальные. Нереальное — это то, что непосильно по физическим законам, например, дойти до Луны пешком. Все остальное — всего лишь невозможное…»
Глава 1. Попадос
«Никогда такого не было, и вот опять!»
Летом тысяча девятьсот двадцать седьмого года, в одном небольшом кремлёвском зале для заседаний с висящей на стене впечатляющих размеров картой Советского Союза и портретами живых и почивших в Бозе классиков единственного верного учения, шло вполне себе обыденное, рабочее совещание под председательством самого Сталина. За длинным столом с трибункой на возвышении — так хорошо знакомым каждому советскому парт-бюрократу, спиной к карте и собственному портрету сидел Вождь с соратниками — Ворошиловым, Молотовым, Берией и Кировым, в заполненном где-то на треть зале находились руководители «среднего» звена и технические специалисты.
Тема заседания, длившегося уже не один час — планирование Первой пятилетки, которая должна быть начаться на следующий год. Присутствующие хозяйственные, партийные и военные деятели, привычно тянули «одеяло» каждый на себя, в смысле — на своё ведомство и, от того — совещание несколько затянулось.
«Народ» в зале был преимущественно молодой — редко кому за сорок, больше половины одетый в военную или полувоенную форму. Лишь несколько — пять или шесть человек были постарше и, всем своим «буржуазным» обликом, позволяли безошибочно определить что это — «буржуазные» спецы, доставшиеся Советской Власти по «наследству» от царского режима. Было довольно-таки душно и скучно и, некоторые присутствующие позёвывали а, то и подрёмывали, слушая очередного докладчика…
Вдруг, в момент, когда выступал уже сам Вождь — стоя за трибункой с традиционным графином с водой и стаканом, в открытую настежь форточку влетела искрящаяся и переливающаяся всеми цветами радуги шаровая молния, размером чуть меньше футбольного мяча. Невозмутимо и по-деловому, она под изумлёнными взглядами не спеша пролетела под самым потолком до середины зала и, с ослепительной вспышкой и с негромким хлопком, там лопнула…
Когда народ в зале и вожди за столом, через минуту-другую «прозрели» от временной слепоты, они первым делом — все как один, удивлённо моргая, панически озираясь, принялись протирать глаза — как будто им не веря.
Очень редкий из участников совещания оставался более-менее спокойным на вид! Свидетели и участники загадочного происшествия, недоумённо разглядывали окружающую обстановку, дико таращили выпученные глаза на находящихся рядом собратьев по несчастью, на свои собственные руки, ноги и, прочие — доступные зрению части тела — как будто видя их в первый раз в жизни…
Послышались истерические смешки или невнятные возгласы. Кто-то схватился за голову и в таком виде раскачивался, будто с ним произошло величайшее горе и непоправимая беда… Кто-то изо всех сил щипал себя — как будто считал происходящее кошмарным сном и, негромко вскрикивал — с каждым щипком убеждаясь в реальности бытия… Но, вскоре большинство в зале — видимо примирившись со своей участью, замерло неподвижно — видимо в ступоре, уставившись куда-то в пространство остекленевшим взглядом.
Первым пришёл в себя товарищ Сталин. Он, обвёл всех присутствующих совершеннейше диким взглядом, затем — громко и чётко, без всякого акцента, произнёс знаменитую историческую фразу:
— Товарищ Ленин оставил нам великое государство, а вы его просрали!
После чего, не глядя по сторонам быстрым шагом направился на выход.
Зал, практически одновременно, вздрогнул и замер от этих слов. Нависла тишина, да такая, что было отчётливо слышно — как за окном, весело чирикают о чём-то своём — об птичьем, вездесущие воробьи, которым всё на свете пофиг…
Уже, практически у самых дверей, охраняемых двумя чекистами — так же как и, все изумлённо таращившихся на Вождя мирового пролетариата, его догнал чей-то полный испуга и душевной боли возглас в зале заседания:
— А, что?! Здесь у нас — сорок первый год?! …Гитлер уже напал?! …Июнь или июль месяц?! Ему хорошо — он счас на свою дачу слиняет, а нам чё, делать?! Попадалово, мля…
Как будто получив несильный но совершенно неожиданный удар под зад, Сталин вздрогнул всем телом и резко остановился… Через минуту, развернувшись он спросил присутствующих:
— Поднимите руку, кто из вас — здесь присутствующих, «попал»!
В его голосе слышалась неуверенная надежда и лёгкая дрожь от страха в ней обмануться…
Сидящие в зале, первым дело принялись пересматриваться да переглядываться, весьма робко поднимая руки и, через пару минут вырос целый их «лес»…
— Что? …ВСЕ?!
Сталин обернулся и, несколько удивлённо спросил стоящих у дверей, крайне ошалевших на вид чекистов:
— Как и, вы оба тоже?!
— Так точно, — чуть ли не в унисон ответили оба, держа правые руки «в гору» — как первые в классе отличники, — товарищ Сталин!
— Сильно то, не напрягайтесь! Я такой же «Сталин», как вы — чекисты, — поскромничал Вождь.
— Извините Иосиф Виссарионович — или, как там Вас… Но, я — действительно «чекист», — с прорезывавшимся металлом в голосе возразил тот, что стоял справа, — полковник КГБ. Правда, бывший.
— Да?! И, по какому интересно, «профилю», Вы — «чекист»? …Если, не секрет?
Помявшись, тот ответил:
— Секрет, товарищ Сталин! Я «подписку» давал…
Вождь, удовлетворённо хмыкнул:
— Хм… А, говорили «бывший». Чекистов «бывших» не бывает! Ну, а Вы?
Второй, стоящий у дверей слева, коротко и чётко ответил:
— Я из МВД. Всю, практически, жизнь проработал опером… По особо важным делам. Перед пенсией возглавлял соответствующий отдел.
— «Важняк», значит… Очень хорошо.
Сталин внимательно посмотрел на обоих и коротко приказал:
— Так… Никого не запускать, никого не выпускать! Пока мы тут не разгребём.
— Есть!
Подойдя к столу в президиуме, Вождь встретил вопросительные взгляды «вождей помельче» — своих верных соратников и, хмыкнул:
— Ба… Знакомые все лица! Попадос значит, товарищи?! Попадос, твою мать… Кстати, а какой нынче год? …В реале? Не сорок первый ли, действительно? Хотя, для сорок первого, мы с вами выглядим несколько юно…
Молотов, разбирающий лежащие перед ним бумаги, не поднимая голову глухим, дребезжащем голосом ответил:
— Нет, не сорок первый… Твою ж, мать… Двадцать седьмой… Мать, твою!
В зале, от этих его слов кто-то ахнул, кто-то громко вздохнул с облегчением и, вслед за вождями, упомянул вполне конкретную мать. Но, большинство угрюмо молчало.
— Да?! Хорошо…
Сталин, пробежавшись взглядом по попаданцам сидящим в зале, ещё раз удовлетворённо хмыкнул:
— Я вижу и товарищ Маленков с нами… Здравствуйте, Георгий Максимилианович!
Молодой человек в наглухо застёгнутом кителе, растерянно посмотрел по сторонам и, растерянно спросил:
— Кто, я? Я — Маленков?!
— Вы, Вы…
— Вы уверены? — Маленков замер, прислушавшись к себе, — деперсонализация или аутосуггестия? …Бред!
Ещё раз подтвердил личность Георгия Максимилиановича кивком, Вождь переведя несколько насмешливый взгляд на Лаврентия Павловича, вполголоса пропел:
— Я вижу весь Государственный Комитет Обороны[2] здесь — ХАРАШО!!!
Берия, как-то недобро зыркнул на товарища Маленкова своими стёклышками, но потом снова уткнулся в свои — лежащие перед ним бумаги…
Сталин, переведя цепкий взгляд на висевшую на стене карту СССР с пока ещё — четырьмя республиками, негромко повторяя: «Хорошо… Очень и, очень хорошо!», несколько минут её внимательно рассматривал. Потом, задал ещё вопрос сидящим за столом сподвижникам:
2
Совместным постановлением Президиума Верховного Совета СССР, Совнаркома и ЦК ВКП(б) от 30 июня 1941 года Государственный комитет обороны был образован в составе:
Председатель ГКО — И. В. Сталин,
Заместитель председателя ГКО — В. М. Молотов,
Члены ГКО — К. Е. Ворошилов, Г. М. Маленков, Л. П. Берия.
Государственный Комитет Обороны руководил всеми военными и хозяйственными вопросами в период войны. Руководство боевыми действиями осуществлялось через Ставку.