Давненько сестра не выступала, может всё же к ней?
Послышались быстрые шаги матери, после чего в гостиной раздался знакомый голос.
Пал Палыч, наш сосед, в последнее время частенько захаживал в гости. Это я от матери узнал и сестры, которая после того происшествия боится его, как огня.
Мать относится к нему уважительно, говорит, что он много помогал нашей семье в прошлом, да и в целом, человек — очень хороший. Я же о нём почти ничего не знал, кроме того, что до моего перевоплощения, назовём это так, мы частенько играли с ним в шахматы.
Если ранее мне удавалось как-то с ним не пересекаться, то сегодня настал тот самый день «Х».
— Пал Палыч, — радостно поприветствовала старика мать, — а я как раз чай грею, вы прям как чувствовали! Проходите.
— Ну так, — рассмеялся он в ответ, — я всегда там, где нужен. А это, Лариска, Максим-то дома или я как всегда опоздал?
— Дома, — сдала меня с потрохами мать, несмотря на то, что я уже не раз говорил ей о своём желании не пересекаться с людьми, которых я «пока» не помню.
— Отлично, я тогда за шахматами и к тебе! — радостно подхватил Пал Палыч.
Старик вернулся также быстро, как ушёл.
— Максим! — позвала меня мама, — тут Пал Палыч пришёл, к тебе.
Ну вот, отлично! Я ведь даже в шахматы играть не умею. Избежать встречи не удалось.
Я подошёл к окну и выглянул из него.
Третий этаж, нет, не вариант. Я не настолько обезбашенный, как сеструха. Ну, спасибо, маман.
— Максим! — вновь позвала она меня, правда на этот раз женщина стояла прямо у двери.
— Иду, — с досадой отозвался я.
К тому моменту, как я вышел на кухню, Пал Палыч уже успел удобно устроиться. Прямо посреди стола находилась старая шахматная доска. Она представляла из себя футляр для фигур, благодаря чему старику было удобно таскать её с собой. Поверхность доски оказалась местами потёртая, даже слишком. Пал Палыч бережно расставлял фигурки, и я заметил, что большая часть белых под влиянием времени пожелтела: одни больше, другие меньше.
Справа от его руки стояла кружка горячего чая.
— Давно не играли, Максим. Первый ход за тобой, как ты любишь, — он с улыбкой кивнул на белые фигуры.
Я сел рядом, но не для игры, а скорее для разговора.
— Пал Палыч, вы же помните, как я любил играть в шахматы.
— Помню, — быстро закивал головой старик.
— А вот я ничего не помню, — развёл руками, — ни правил игры, ни особенности каждой из фигур — ничего.
Он сначала почесал затылок, затем бросил грустный взгляд на доску, а после и на меня.
— Да как же так, Максимка. Ты ведь со школьных лет шахматы любил и забыл? Ой, беда, — он покачал головой, — правду говорила твоя мама, а ведь даже не думал, что всё настолько серьёзно. Ладно, не буду её расстраивать. Она и так вчера слёзы лила, всё переживает за утраченную память. Пошли лучше ко мне, поговорим.
После этих слов Пал Палыч перевернул доску и поместил все фигуры назад в футляр, после чего звонко захлопнул его.
— Ларис! — громко крикнул он, — мы ко мне пойдём, хотел кое-что Максиму показать.
— А как же чай? — выбежав из соседней комнаты спросила мама.
Старик кивнул мне, и я всё понял. Кружка с чаем тут же оказалась у меня в руке.
Жил Пал Палыч небогато, как и большинство одиноких пенсионеров, коим он и являлся. Мы немного разговорились, и я узнал больше о его старом друге Пётр Ивановиче. Не самая полезная информация.
— У меня к тебе серьёзный разговор, — осушив кружку уже холодная чая начал старик, — мать сказала, ты академический отпуск взял, пока не учишься, но как память вернётся, так ты продолжишь, но знаешь, тут такое дело… а что если она и не вернётся вовсе? Я надеюсь на лучшее, ты не подумай, но жизнь она такая, а матери помогать нужно.
Впервые за всё время хоть один человек предположил, что я так и останусь без утерянных воспоминаний, и он был прав. Нельзя вспомнить то, чего никогда не знал.
Старик был со мной максимально искренним, да и подвоха от него ожидать не приходится, так что я рассказал ему про найденную работу и «новые» для меня интересы, касательно машин.
— Работа — это хорошо, а то сложно Лариске одной, очень сложно. Женщина она работящая, даже слишком, так и здоровье угробить можно. Всё ради тебя и сестры делает, уважаю таких, всем сердцем уважаю. А ведь знаешь, она мне так дочку сестры напоминает. Алла зовут её, ну, дочку. Сестра умерла девять лет назад, муж её ещё раньше. Это мне повезло, восьмой десяток, а здоровье хорошее, но не ей, — он отвёл взгляд к окну и уставился вдаль, — так вот, дочка её одна осталась, и я как-то знаешь, приглядывать за ней стал что ли. У меня никого нет — ни детей, ни внуков, а она от сестры моей, кровиночка. В общем, когда сестры моей не стало, Аллочка уехала в Москву, потом ещё по городам каталась, затем замуж вышла в Твери, там и осталась. А потом я заметил, что что-то неладное происходит. Общаться реже стали, а когда общались, то голос у неё был опечаленный. Не знаю, сложно объяснить, вот чувствовал, что что-то не так и всё тут! Через некоторое время она мне призналась, что муж любовницу завёл, а её саму поколачивает. И это всё при детях, представляешь? Хотел поехать, да своими собственными руками его задушить, падлу, — по его лицу было видно, как на старика нашёл резкий порыв злости, — но адрес она не давала. Боялась. Тогда я сказал ей мол уходи от него, хватит терпеть, дык она в слёзы и говорит, куда же с тремя детьми деться. Один в школу ходит, второму ещё полгода, ну, тут договориться можно было, а третьему до садика ещё немного оставалось.