Удрученный до глубины души свалившимися на него невзгодами, Максимилиан после получения известия о предполагаемом брачном договоре уже отказывался понимать этот мир. Как мог его внук так поступить, ему ведь доподлинно известно отношение деда к Франции! Император только недоверчиво качал головой, узнав о позорном, как он его называл, договоре.
Но мир с Францией по многим причинам являлся необходимым: во-первых, венецианцы агрессивно надвигались на Верону, во-вторых, Франциск 1 заключил «вечный мир» со Швейцарской Конфедерацией, так что с этой стороны, по крайней мере в ближайшее время, помощи ждать не приходилось. Кроме того, внутри самой империи появлялись все более серьезные проблемы, всеобщая неуверенность и недовольство во многих слоях населения распространялись все шире. Находилось немало агитаторов, использовавших ситуацию в собственных интересах и плетущих интриги против Бога, против всего мира и прежде всего против императора. Состоялся имперский суд над Ульрихом Вюртембергским, наряду с Францем из Зикингена и Гетцем фон Берлихингеном, бывшим одним из главных предводителей бунтовщиков. Тогда же распространилось сенсационное для всех известие: августинский монах Мартин Лютер 31 октября 1517 г. прибил к воротам церкви в Виттенберге революционные тезисы, направленные против католической церкви.
Только мировая сделка со всеми сторонами казалась Максимилиану единственным выходом, позволяющим взять затруднительную ситуацию под контроль. И хотя он не всегда полностью соглашался с политическими взглядами и планами своего внука, он обсудил с ним в Лиерре направления будущей политики, причем первоочередными вопросами стали восточная политика и Крестовый поход. Максимилиан уже неоднократно отправлял посланников в Москву для обсуждения с великим князем возможности совместного Крестового похода. На этот раз император решил отправить на восток близкого друга — Сигизмунда фон Герберштейна.
Трудности миссии начались для Герберштейна в Польше, где он в искусной дипломатической манере пытался предостеречь короля Сигизмунда от вторжения в земли германского рыцарского ордена. Затем он поехал дальше в Москву, где его уже ожидал великий князь Василий III. Убедить вспыльчивого московского правителя в необходимости заключения мира между Москвой, Польшей и Немецким орденом для совместного Крестового похода против турок оказалось нелегко. Только единство порождает силу — в этом Герберштейн пытался убедить упрямого великого князя.
Папа Лев X тоже решился призвать христианский мир к Крестовому походу против турок. Наконец он осознал, какая угроза может прийти в Европу с востока. Только Максимилиан последовательно и постоянно форсировал необходимость этого предприятия, все остальные европейские державы вели себя, несмотря на данное согласие, выжидательно и нерешительно, поскольку деньги, требовавшиеся для Крестового похода с неизвестным исходом, можно между делом вложить во что-нибудь более прибыльное!
Наверное, Максимилиану следовало взять инициативу в свои руки сразу после обращения папы и привести в исполнение план Крестового похода. Чем больше времени проходило, тем больше меркла возможность воплотить в жизнь это намерение. Папа Лев X поднял свой голос и потребовал от европейских стран пятилетнего перемирия, но великий русский князь, как и многие другие, не проявил интереса к поддержке христианского дела. Когда Максимилиан принял из рук святого отца освященную шапку и меч, настало уже 1 августа 1518 г. и он мысленно похоронил план похода против турок. Кроме того, обострившиеся внутренние политические проблемы не позволяли ему надолго покидать страну.
Во всех концах его австрийских земель все громче звучали жалобы, направленные против правительственного аппарата императора. Все жаловались на придворный совет и правление, находили налоги слишком высокими, требовали прощения задолженностей во всех землях и грозились отказать в дальнейшей военной помощи, если император не решится провести коренные реформы. Максимилиан проявил себя, как всегда, готовым к компромиссам, так что сословия даже пообещали ему после подробных обсуждений 400 000 гульденов из налоговых поступлений в течение четырех лет. Одновременно учредили придворный совет для всей империи, а также для австрийских земель, связанных общей системой обороны.