Макс и средства обмена в России периода поздней империи
В то время, когда Волошин бился над этими высокими вопросами об интеллигенции и судьбе нации, семейные финансовые обстоятельства побуждали его спуститься с небес обратно на землю. Его попытки уладить эти финансовые проблемы отражают сложный характер российской системы экономического обмена в период поздней империи. В этой модернизирующейся экономике деньги были основным, но не единственным средством обмена. Они даже необязательно были наиболее предпочтительным средством: деньги, способствовавшие холодным, обезличенным и по идее эксплуататорским рыночным отношениям, вызывали определенную обеспокоенность у некоторой части русской интеллигенции. Юношеский опыт Волошина в обращении с деньгами, особенно в отношениях с матерью, одновременно и отразил, и сформировал в нем эту обеспокоенность, а также открыл ему важную альтернативу прямому денежному обмену: создание экономических связей благодаря связям личным.
Многие из писем, которыми обменивались Елена Оттобальдовна и ее сын, пока Макс учился в школе и университете и в первые годы его пребывания за границей, указывают на то, что им не хватало средств и приходилось бороться за существование. После смерти отца Макс унаследовал 12 000 рублей; бо́льшая часть этого капитала (40 рублей в месяц в первые годы, а затем все более скромные суммы) пошла на оплату его образования [Багно и др. 1999: 52, прим. 8]. Однако этих средств было недостаточно, чтобы избавить их от финансовых проблем или обусловленных этими проблемами трений и разногласий между матерью и сыном по денежным вопросам. В начале 1896 года, когда Макс еще учился в феодосийской гимназии, в письме матери он подробно распространяется о пропавших галошах и рождественском подарке для служанки на его съемной квартире в Феодосии: «Будете ли вы считать это на мой счет?» – осторожно спрашивает он. И далее объясняет, что у него опять сорвались уроки с найденным ранее учеником, потому что его подопечный заболел воспалением легких[50]. В те времена у менее обеспеченных, но амбициозных российских студентов репетиторство было обычным способом получения финансовой поддержки.
В письме новичка-универсанта матери, отправленном в ноябре 1897 года из Москвы, где он поселился у бабушки, Волошин объявлял: «Получил я сегодня ваше письмо и деньги. Последнего я совсем не ожидал и никогда бы сам просить не стал: бабушка написала без моего ведома»[51]. Вероятно, бабушка без спросу сообщила его матери о его финансовых проблемах, которые он предпочитал не разглашать. Одолжив деньги, которые необходимо было полностью вернуть к январю, продолжал Макс, он заплатил бабушке за квартиру до конца ноября. Что до оплаты за декабрь, то он надеялся к тому времени найти уроки или, по крайней мере, какой-то иной способ заработать деньги.
Потом он рассказал о своем новом плане: он собирался продать свои поэтические переводы таким журналам, как «Вестник иностранной литературы». Это, с энтузиазмом сообщал он матери, «будет гораздо выгоднее и удобнее уроков». И далее объяснял ситуацию на рынке труда:
Уроки в Москве дают все студенты, а стихотворными переводами занимаются немногие, и хотя потребность в уроках гораздо больше потребности в переводах, но все-таки мне кажет<ся>, что в последнем случае шансов получить работу гораздо больше, если действительно переводы мои хороши, как говорил вам Досекин. Вернусь к моему теперешнему денежному положению… [Волошин 2003–2015, 8: 82].
Николай Досекин, художник-пейзажист, который впервые ввел Волошина в мир культурной интеллигенции, уже оказывал значительное влияние на экономические и интеллектуальные устремления Волошина.
Однако, как следует из их переписки после решения Макса бросить занятия правом и отправиться в Западную Европу, практические соображения Макса в целом не вызвали одобрения Елены Оттобальдовны. Отвечая на просьбу сына прислать ему деньги после того, как в 1901 году он приехал в Париж, она писала: