Макс. А! (Деду.) Так он денег на пиво дал! Где, спрашивается пиво?
Дед. Максимка ты пропил эти деньги и пивом не полакомился.
Макс Мерзавец! (Бьет себя ладошкой по лбу.) А-та та, а-та та! (Падает без чувств на пол, бабка с дедом его укладывают на диван.)
Бабка (Кутергину). Вы на него, золотушного не обижайтесь. Это Егор его опоил. («Лепит» деду подзатыльник). Ух скарлатина!
Дед (уклоняясь от ударов). Неизвестно еще кто кого опоил. Он как приезжает, так у меня кроли дохнут. Пью с ним, гадом, беспробудно. Они от голода и дохнут.
Кутергин (кивая в сторону лежащего). Он трезвый то бывает?
Дед. А как же! Все время трезвый, пока не выпьет. А если выпьет, то, знамо, зело пьяный.
Бабка (Кутергину). Не слушайте старого дурака, (снова «лепит» тому затрещину) Максим первый раз за неделю «нализался». Он, в общем-то парень «рукастый», позавчера мне в теплице стекла вставил. Хороший парень.
Кутергин (с сомнением). А это точно Медвежьи озера? Дом четыре?
Бабка. К гадалке не ходи.
За дверью слышен шум, распахивается дверь и на пороге появляется председатель колхоза - Степан Сухарев в накинутой, поверх пижамы, телогрейке, сердито оглядевшись, он ступает внутрь дома.
Степан Сухарев (деду Егору). Ну морды картофельные, кто сарай спалил?
Дед (тыкая пальцем в сторону лежащего на диване Макса). Он. Но чрезвычайно случайно. Я свидетель. Он споткнулся и керосиновую лампу, мою правда, уронил на сено у стены.
Бабка (очередной раз отвешивая старику подзатыльник). Предатель. (Сухареву.) Степан Владимирович, я подтверждаю, что случайно.
Председатель, не обращая внимания на бабку, подходит к дивану, берет Макса за лацканы пиджака и что есть сил трясет спящего.
Степан Сухарев. Ну-ка, шельма, просыпайся!
Макс (с трудом раскрывая глаза). Степа! Ты что это меня мутишь?
Степан Сухарев. Зачем сарай спалил?
Макс. Степа сарай был не сарай, а просто Дворец Съездов! Противно смотреть.
Степан Сухарев (продолжая яростно трясти его). Что значит не сарай? Ты его строил, мозоли натирал молотками?
Макс. Степа не тряси меня, а то вырвет, ну честное слово, как в метро еду. (Икает.) Молотками не натирал. Шабашники, помню, натирали, а я к их мозолям купюры прикладывал.
Степан Сухарев (отдуваясь, выпускает из рук Макса). Еще заплатишь! Хулиганка городская. Ну, чем тебе не нравится мой малюсенький сарай? Не устал еще деньги на ветер бросать?
Бабка (Кутергину). Третий раз горит.
Степан Сухарев (показывая на Кутергина). А это кто? Опять собутыльник из Москвы? Брокер толстомордый?
Макс. Степа полегче. Это важный человек, племянник бабки Анфисы, директор рыбзавода. Он тебя, если захочет, может крабами и икрой по крышку гроба закидать. Может потанцуем Степашка?
Степан Сухарев (брезгливо сплевывая). Надо очень. Давай деньги, готовь адское отродье. (Уходит.)
Кутергин. Я не директор.
Макс (поднимаясь на ноги и растирая ладонями виски). Знаю, знаю. (Деду с бабкой.) Спасибо родные, что не оставили в кручине художника.
Дед (уходя). Пойдем, однако, заглядывай, если что.
Макс (заинтересованно). Когда?
Дед. Когда хочешь.
Макс. Так я сейчас хочу.
Бабка (вытягивая деда за рукав из дома). Хватит уже! Нагулялись! (Старики уходят.)
Кутергин. Зачем же сарай сожгли?
Макс. Сложно сказать. Если в двух словах, то он горизонт загораживает. Портит утлый короб среднерусский ландшафт.
Кутергин. Можно было бы тогда его в другом месте поставить.
Макс. Так и я говорю, а Степка уперся, как осел. Приходится со спичками суетиться. Правда, только по настроению. Сегодня настроение было.
Кутергин. Широко живете!
Макс. Не жалуемся. Знаете, что, Ипполит, давайте немного поспим.
Кутергин. Я не Ипполит.
Макс. Да, в общем, какая разница. Вот, предположим, был бы я Ипполит, жил себе горя не знал, а теперь приходится пот проливать на житницах Первопрестольной. (Он сначала садится, а потом ложится на диван и мирно засыпает.)