Некий придворный говаривал: «Со мной не так просто поссориться — я не до всякого снисхожу».
Умирающего Фонтенеля спросили: «Как вы себя чувствуете?». — «Чувствую, что уже ничего не чувствую», — отозвался он.
Станислав, король польский, был очень ласков с аббатом Порке,[555] но ничего для него не сделал. Когда аббат посетовал на это, Станислав ответил: «Во многом виноваты вы сами, мой дорогой аббат. Вы ведете слишком вольные речи и, говорят, даже не верите в бога. Пора уже остепениться и уверовать. Даю вам на это год».
Один из друзей г-на Тюрго долгое время не виделся с ним. Когда они встретились, Тюрго сказал: «С тех пор как меня назначили министром, я у вас в опале».
Однажды Людовик XV отказал своему камердинеру Лебелю в двадцати пяти тысячах франков на содержание личных апартаментов короля. Лебель просил выдать ему эту сумму из собственной кассы государя, Людовик же велел ему обратиться в казначейство. «С какой мне стати выслушивать отказы чиновников и терпеть их придирки, когда у вас там несколько миллионов?», — заворчал Лебель. «С такой, что я не люблю выкладывать свои денежки, — отпарировал король. — Надо всегда иметь кое-что на черный день». (Анекдот, рассказанный Лебелем г-ну Бюше).
Покойный король состоял, как известно, в тайной переписке с графом де Бройлем.[556] Когда речь зашла о выборе посла в Швецию, граф предложил назначить на эту должность г-на де Верженна, который после возвращения из Константинополя жил у себя в поместье, вдали от двора. Король не соглашался, граф настаивал. На поле последнего его письма — в письмах к королю полагалось оставлять поле шириной в полстраницы — Людовик XV начертал: «Выбор ваш не одобряю, но вынужден согласиться. Пусть де Верженн едет, но я запрещаю ему брать с собой свою противную жену». (Анекдот, рассказанный Фавье,[557] который лично видел в руках у графа де Бройля письмо с королевской резолюцией).
Многих удивляло, почему г-же Дюбарри так долго не удается свалить герцога де Шуазеля. Ларчик же открывался просто: когда положение герцога становилось особенно шатким, он испрашивал у короля аудиенцию или отправлялся к нему с докладом и осведомлялся, как прикажет государь распорядиться пятью-шестью миллионами, которые он, Шуазель, сумел сэкономить по военному министерству и считает ненужным возвращать в казначейство. Отлично понимая, что все это означает, Людовик XV отвечал: «Поговорите с Бертеном и передайте ему три миллиона на такие-то нужды; остальное я дарю вам». Словом, король делился с министром и, сомневаясь, что преемник последнего окажется столь же покладист, не увольнял Шуазеля в отставку вопреки всем проискам г-жи Дюбарри.
Во время подписания торгового договора 1786 года[558] г-н Хэррис, известный лондонский негоциант, находившийся тогда в Париже, говорил знакомым французам: «Полагаю, что этот договор обойдется Франции в миллион фунтов ежегодно, но так будет лишь в течение первых двадцати пяти-тридцати лет, а затем баланс выправится».
Известно, что г-н де Морепа отличался крайним легкомыслием. Вот новое тому доказательство. Из надежных, но тайных источников г-ну Франсису стало известно, что Испания вмешается в американскую войну за независимость не раньше 1780 года. Он сообщил об этом г-ну де Морепа. Прошел год, Испания не выступила, и Франсис приобрел репутацию провидца. Г-н де Верженн призвал его и спросил, почему он распространяет подобный слух. «Потому что этот слух верен», — ответил Франсис. Тогда министр со всей вельможной надменностью потребовал, чтобы Франсис рассказал, на чем основано такое его заявление. Франсис возразил, что это его личный секрет, которым он вовсе не обязан делиться с правительством, поскольку на службе не состоит. К тому же, добавил Франсис, он давно передал все эти сведения г-ну Морепа, хотя и умолчал, откуда их получил. Де Верженн удивился и попросил у Морепа объяснений. Тот ответил: «Я в самом деле знал об этом, да все забывал вам сказать».
Г-н де Трессан, некогда любовник г-жи де Жанлис и отец двоих ее детей, под старость решил проведать своих отпрысков и приехал в Сийери, одно из их поместий. Они лично проводили гостя в отведенную ему спальню и откинули полог кровати, над которой заранее велели повесить портрет своей покойной матери. Де Трессан обнял их, прослезился, они тоже расчувствовались, и произошла трогательная, но до неприличия смешная сцена.
555
556
557
558