Дидро, обнаружив, что человек, в котором он принял участие, нечист на руку и обкрадывает даже его, посоветовал тому убраться из Франции. Плут внял совету, и Дидро лег десять ничего о нем не знал. Однажды он услышал неистовый звонок. Дидро сам открыл дверь, узнал старого знакомца и удивленно спросил: «Как! Это вы?». — «Честное слово, не за что было», — ответил тот, сразу догадавшись, что Дидро недоумевает, как это его еще не повесили.
Г-н де*, азартный игрок, спустил за одну партию в кости свой годовой доход — тысячу экю. Тогда он написал своему другу М*, прося дать ему взаймы эти деньги. М*, который знал о страсти де* к игре и хотел излечить его от нее, прислал в ответ вексель, составленный в таких выражениях: «Прошу г-на банкира* открыть г-ну де* неограниченный кредит в пределах всей суммы моего состояния». Столь грозный и великодушный урок возымел желаемое действие.
Королю прусскому кто-то стал расхваливать Людовика XIV, однако Фридрих решительно отказался признать за ним достоинства и таланты. «Но согласитесь, ваше величество, он отлично играл роль монарха». — «Барон[645] играл ее еще лучше», — сердито возразил король.
На представлении «Меропы»[646] одна из зрительниц не пролила ни слезинки. В ответ на недоумение своих знакомых она сказала: «Я с охотой поплакала бы, но мне предстоит сегодня званый ужин».
Некий иностранец, будучи принят папой и беседуя с ним о достопримечательностях Италии, весьма неловко сказал: «Я видел решительно все, кроме заседания конклава,[647] а мне так хотелось побывать на нем!».
Аббат де Кане[648] заявил как-то, что Людовик XV просто обязан назначить пенсион Каюзаку.[649] «Почему?». — «Да потому, что, пока жив Каюзак, король еще не самый презренный человек в своей стране».
Генрих IV прибег к очень необычному способу, чтобы наглядно показать испанскому послу разницу в характере трех своих министров — Вильруа,[650] президента Жаннена[651] и Сюлли.[652] Сперва он вызвал Вильруа. «Видите вы эту балку? Она вот-вот обрушится». — «Вы правы, — не подняв головы, сказал Вильруа. — Я распоряжусь, чтобы ее укрепили». После этого король приказал вызвать президента Жаннена. «Надо будет посмотреть, в чем там дело», — сказал тот. Потом послали за Сюлли. Он внимательно посмотрел на балку и воскликнул: «Да что вы, государь! Эта балка еще нас с вами переживет!».
Я слышал, как один богомольный человек, стараясь переубедить тех, кто оспаривал догматы религии, простодушно сказал: «Господа, истинный христианин не рассуждает о том, во что ему приказано верить. Это вроде горькой пилюли: разжуешь ее — потом ни за что не проглотишь».
Когда, желая доставить регенту удовольствие, богомольная г-жа де Парабер[653] начинала вести вольнодумные речи, он ей обычно говорил: «Не старайся — все равно спасешься!».
Некий проповедник рассказывал: «Когда отец Бурдалу[654] проповедовал в Руане, там все пришло в беспорядок: ремесленники побросали мастерские, врачи — больных. Через год ему на смену приехал проповедовать я, — добавил он, — и всех вернул на свои места».
Английские газеты в таких выражениях изложили суть некой финансовой операции аббата Терре: «Король наполовину понизил государственную ренту. Остальное — в ближайшем будущем».
Когда г-н де Б* читал или слышал о каком-нибудь гнусном, преступном деле, либо становился его очевидцем, он всегда восклицал: «Я не пожалел бы экю, чтобы на небе был бог!».
Художник Башелье[655] неудачно изобразил Христа. Один из его друзей сказал ему: «Ваша картина никуда не годится: у Христа лицо глупое и низменное». «Как вы странно говорите! — возмутился Башелье и наивно добавил: — У меня только что были Дидро и Даламбер, и оба нашли, что я отлично уловил сходство».
Г-н де Сен-Жермен,[656] собираясь представить какие-то дела на рассмотрение кабинета министров, спросил у г-на де Мальзерба, как это лучше сделать. «Те дела, что поважней, решите сами, — ответил Мальзерб. — Остальные пусть решает кабинет».
647
650
651
652
656