«Терпеть не могу женщин непогрешимых, чуждых людским слабостям, — говорил М*. — Мне все время мерещится, что у них на лбу, как на вратах дантова ада, начертан девиз проклятых душ:
«Я всеми силами стараюсь уважать людей, и все же не слишком уважаю, — сказал как-то М*. — Не понимаю, как это получается».
Мой знакомый, человек с очень скудным достатком, взялся помогать бедняку, который тщетно взывал к благотворительности сперва вельможи, а потом откупщика. Я рассказал ему об этом, присовокупив подробности, которые лишь отягощали вину сильных мира сего. Он спокойно ответил мне: «Как по-вашему, что сталось бы с миром, если бы бедняки не старались все время творить добро, которого не желают делать богачи, и не исправляли зло, которое те чинят?».
Все советовали одному молодому человеку забрать у сорокалетней дамы, в которую он прежде был влюблен, свои письма. «Да она их, наверно, уже уничтожила!». — «Ну нет! — возразил кто-то. — Едва женщине минет тридцать, как она начинает свято хранить каждое любовное письмо».
М* говорил по поводу того, как полезно уединение и какую мощь придает оно человеческому разуму: «Горе поэту, который ежедневно завивает волосы! Чтобы писать хорошие вирши, он должен носить ночной колпак и иметь возможность хвататься за голову».
Людям маленьким и тщеславным великие мира сего никогда не дарят свое общество безвозмездно.
История Пор-Рояля, написанная Расином,[677] — поистине примечательное произведение. Весьма занятно читать, как автор «Федры» рассуждает о великом предназначении, уготованном господом матери Агнессе.[678]
Как-то д’Арно,[679] зайдя к графу Фризену,[680] застал того за туалетом; его прекрасные волосы были распущены по плечам. «Сударь, у вас волосы истинного гения!», — воскликнул д’Арно. «Вы находите? Хотите, я отрежу их и закажу вам из них парик?», — ответил граф.
От тех, кто занимается сейчас во Франции внешней политикой, в первую очередь требуют досконального знания всего, что относится к Индии. Изучению этого предмета Бриссо де Варвиль[681] посвятил много лет своей жизни, и я сам слышал, как он рассказывал, что отвлечь его от этого занятия и чинить ему всяческие препятствия старался не кто иной, как г-н де Верженн.
Ж.-Ж. Руссо, выигравшему несколько партий в шахматы у принца Конти, попеняли на то, что он проявил неучтивость: следовало дать принцу выиграть хотя бы две-три партии. «Но ведь я дал ему фору в ладью!», — возразил Руссо.
М* говорил мне, что как ни старается г-жа де К* стать богомолкой, у нее все равно ничего не выйдет: для спасения души мало одной глупости, то есть искренней веры, тут еще нужен такой запас повседневного тупоумия, какого ей никогда не приобрести. «А именно это тупоумие и зовется благодатью», — добавил он.
Когда г-н де Ришелье на светском приеме стал увиваться за г-жой де Брион, дамой очень красивой, но, по общему признанию, глуповатой, не обращая должного внимания на г-жу де Тальмон,[682] последняя сказала ему: «Сударь, зрение у вас безусловно отличное, но вот на ухо вы, кажется, немного туги».
Аббат Делавиль[683] хотел устроить политическую карьеру г-на де*, человека скромного и порядочного, но неуверенного в своих силах и потому отклонявшего все его предложения. «Эх, сударь, да вы загляните в „Королевский альманах“!»,[684] — сказал ему, наконец, аббат.
В одном итальянском фарсе Арлекин говорит, касаясь недостатков обоих полов, что люди достигли бы совершенства, если бы не были мужчинами и женщинами.
Сикст V,[685] будучи уже папой, вызвал к себе в Рим из Милана некоего доминиканца, начал распекать его за то, что он нерачительно распоряжается средствами своего монастыря, и напомнил ему, что лет пятнадцать назад он дал деньги в долг одному францисканцу. «Да, был такой грех, — сознался провинившийся. — Францисканец оказался дрянным человеком, он меня надул». — «Тот францисканец — это я, — сказал тогда папа. — Берите ваши деньги, но впредь будьте осмотрительней и никогда не давайте взаймы братии этого ордена».
677
678
680
681
684