Выбрать главу

— Так приступайте. Мне нужен лучший писатель Франции. Я долго ждала.

Она встала и вышла вон. Никогда в жизни я не видел такого зада. Не поддается описанию. Не поддается ничему. Не мешайте мне сейчас. Я хочу о нем подумать.

3

На другой день.

Я отменил свое выступление перед Торговой палатой в Палм-Спрингс.

Шел дождь. Потолок протекал. Дождь капал сквозь потолок — ПЛЯМ, ПЛЯМ, ПЛЯМ, И ПЛЯМ, И ПЛЯМ, ПЛЯМ, ПЛЯМ, ПЛЯМ, И ПЛЯМ, И ПЛЯМ, ПЛЯМ, и ПЛЯМ, и ПЛЯМ, и ПЛЯМ, ПЛЯМ, ПЛЯМ, ПЛЯМ…

Я согревался с помощью саке. Но как согревался? До нуля градусов. Вот мне 55 лет, а у меня нет горшка, чтобы подставить под капель. Отец предупреждал меня: кончишь тем, что будешь спускать в кулак на чьем-нибудь чужом крылечке в Арканзасе. Ну, время еще есть. Автобусы туда отправляются каждый день. Только у меня от них запор, и там всегда храпит какой-нибудь старпер с вонючей бородой. Пожалуй, лучше заняться Делом Селина.

Селин ли Селин или кто-нибудь еще? Иногда мне казалось, что я не знаю даже, кто я такой. Ладно, я Ники Билейн. Но это не точно.

Кто-нибудь заорет: «Эй, Гарри! Гарри Мартел!»  И я скорее всего откликнусь: «Да, в чем дело?»  В смысле — я могу быть кем угодно, какая разница? Что в имени тебе моем?

Жизнь — странная штука, правда? В бейсбольную команду меня всегда включали последним — знали, что могу запулить их паршивый мяч к чертовой матери в Денвер. Завистливые хорьки!

Я был талантлив, и сейчас талантлив. Иногда я смотрел на свои руки и видел, что мог стать великим пианистом или еще кем-нибудь.

И чем же занимались мои руки? Чесали яйца, выписывали чеки, завязывали шнурки, спускали воду в унитазе и т. д. Прошляпил я свои руки. И мозги. Я сидел под дождем.

Зазвонил телефон. Я вытер его насухо просроченным извещением из Налогового управления, поднял трубку.

— Ник Билейн, — сказал я. Или я Гарри Мартел?

— Это Джон Бартон, — раздалось в трубке.

— Да, вы меня рекомендовали, спасибо.

— Я наблюдал за вами. У вас есть талант. Немного не отшлифованный, но в этом его прелесть.

— Приятно слышать. Дела идут плохо.

— Я наблюдал за вами. Все наладится, надо только потерпеть.

— Да. Чем могу служить, мистер Бартон?

— Я пытаюсь обнаружить Красного Воробья.

— Красного Воробья? Что еще за птица?

— Я уверен, что он существует. Просто надо его найти, я хочу, чтобы вы его нашли.

— Ниточки какие-нибудь есть?

— Нет, нет, но я уверен, что Красный Воробей где-то там.

— У этого Воробья есть имя, или как?

— В каком смысле?

— В смысле — имя. Ну, Генри или Абнер. Или Селин?

— Нет, это просто Красный Воробей, и я не сомневаюсь, что вы можете его найти. Я в вас верю.

— Это будет стоить вам, мистер Бартон.

— Если найдете Красного Воробья, я буду платить вам сто долларов в месяц до конца жизни.

— Хм-м… Слушайте, а может, дадите все вперед — чохом?

— Нет, Ник, вы спустите их на бегах.

— Хорошо, мистер Бартон, дайте мне ваш номер телефона, и я этим займусь.

Бартон дал мне номер телефона и сказал:

— Я очень на вас надеюсь, Билейн.

И повесил трубку.

Так, дела пошли на лад. Но потолок протекал еще сильнее. Я стряхнул с себя несколько капель, врезал саке, скрутил сигаретку, зажег, вдохнул и закашлялся от дыма. Потом надел мой коричневый котелок, включил автоответчик, медленно подошел к двери, открыл ее… Там стоял Маккелви. У него была широченная грудь и плечи словно подбитые ватой.

— Твоя аренда кончилась, гнида! — рявкнул он. — Выметайся отсюда в жопу!

Тут я обратил внимание на его брюхо. Оно напоминало мягкую гору дерьма, и кулак мой утонул в ней. Маккелви согнулся пополам, я встретил его лицо коленом. Он упал, откатился в сторону. Отвратное зрелище. Я подошел, вытащил его бумажник. Фотографии детей в порнографических позах.

Не убить ли его, подумал я. Но вместо этого взял его кредитную карточку «Золотая Виза», пнул его в зад и спустился на лифте.

Решил пойти в магазин Реда пешком. Когда я на машине, меня вечно штрафуют за неправильную парковку, а платные стоянки мне не по карману.

Я шел к Реду в угнетенном настроении. Человек рождается, чтобы умереть. Что это значит? Болтаешься и ждешь. Ждешь маршрута А. Августовским вечером ждешь пару больших грудей в гостиничном номере Лас-Вегаса. Ждешь, когда заговорит рыба. Когда свистнет рак. Болтаешься.

Ред был на месте.

— Тебе повезло, — сказал он, — разминулся с этим пьяницей Чинаски. Приходил тут, хвастался своей новой серией марок.

— Это ладно, — сказал я. — У тебя есть подписанный экземпляр «Когда я умирала»  Фолкнера?