Макунаима с размаху шлепал по гамаку, и Си улетала из него прочь. Тогда она просыпалась, поднималась над гамаком и прыгала на героя. Так они и забавлялись. А затем, полностью разбуженные желанием, придумывали новые способы забав.
Шести месяцев не прошло, как Мать Лесов родила краснокожего младенца. Пришли славные мулатки из Баии, из Ресифи, из Риу-Гранди-ду-Норти и из Параибы и вручили Матери Лесов красивый яркий красный бант, ведь она теперь была главной на всех рождественских празднествах. Потом они отправились, довольные и веселые, обратно, танцуя на ходу, и их сопровождали футболисты, жулики, юные бездельники, и вся эта золотая молодежь пела серенады. Макунаима, как положено по обычаю, месяц отдыхал, а вот поститься отказался наотрез. Малыш родился плоскоголовым, а из-за Макунаимы его голова становилась еще более плоской, потому что отец то и дело трепал малыша по макушке, приговаривая:
– Сынок, подрастай скорей, поедешь в Сан-Паулу и заработаешь кучу денег.
Все икамиабы души не чаяли в краснокожем ребенке и при первом омовении положили в реку все свои драгоценности, чтобы малыш всегда был богат. Они послали в Боливию за ножницами, а когда ножницы прибыли, воткнули у изголовья люльки, ведь иначе придет Тутý-Марамбá и высосет у ребенка через пупок всю кровь, а у Си откусит большой палец на ноге. Пришел Туту-Марамба, увидел ножницы и промахнулся – облизал дырку от ножниц и ушел восвояси. Теперь с малыша никто глаз не спускал. Послали в Сан-Паулу за знаменитыми шерстяными ботиночками, что делает дона Áна Франсиска ди Алмéйда Лéйти Морáйс, и в Пернамбуку за кружевными чулками «Альпийская роза», «Цветок Гуабирóбы» и «По тебе страдаю», сшитыми руками доны Жоакины Лейтóн, известной как Горбатая Ворчунья. Они цедили сок лучших тамариндов из садов сестер Лóру-Виéйра в Óбидус и давали ребенку с этим соком лекарство от глистов. Счастливая, мирная жизнь!.. Но однажды в хижину Императора влетел мрачный филин и залаял по-лисьи, предвещая беду. Макунаима затрясся от ужаса, отогнал москитов и еще крепче приналег на настойку, чтобы и страх тоже отогнать. Пил он, пил, напился и всю ночь проспал. Тогда пришла черная змея мусурáна и принялась сосать единственную живую грудь Си, ни капли молока не оставила. А Жиге так и не удалось подоить ни одной из икамиаб, и оставшийся без кормилицы малыш сосал-сосал на следующий день материнскую грудь да отравился и помер.
Ангелочка положили в каменный гробик в форме угольной черепахи-жабути, а чтобы блуждающие огни не выели ему глазки, его закопали прямо посередине деревни под песни, пляски и пажуари.
После церемонии всё еще нарядная спутница Макунаимы сняла с себя великолепный талисман-муйракитáн, отдала его Императору и поднялась по лиане в небо. Там Си живет и по сей день, не боясь муравьев, гуляет в прекрасных нарядах и не снимает украшений. Она вся светится, она стала звездой. Теперь она – Бета Центавра.
На другой день Макунаима отправился навестить могилу и увидел, что из тела его сына родилось деревце. О растении тщательно заботились, и выросла из него гуаранá. Из растертых плодов ее делают лекарство от многих болезней, а также напиток, который спасает от жары, что насылает Вей, Солнце.
Глава 4
Змей, который стал Луной
На другой день герой встал ранехонько и, снедаемый тоскою по незабвенной Си, проколол себе нижнюю губу и вставил в это отверстие талисман, как того требует обычай. К горлу его подступил большущий ком. Он быстро собрал братьев, они попрощались с икамиабами и пустились в путь.
Долго они блуждали по всем этим лесам, которыми теперь правил Макунаима. Повсюду его ждали почести и, где бы он ни появлялся, его сопровождала свита из красных попугаев ара и зеленых попугаев нандайя. Долгие ночи, полные горькой тоски, герой проводил на верхушке дерева асаи, среди плодов, пурпурных, как синяки на его душе. Там сидел он, всё смотрел в небо, на красавицу Си, и всё стонал: «Треклятая!»… Тогда совсем невыносимо и горько ему становилось, и он взывал к добрым богам, напевая длинные протяжные песни…
Так он пел. А затем слезал с дерева и рыдал на плече Маанапе. Жиге, всхлипывая от печали, подкладывал хворосту в огонь, чтобы герой не замерз. Маанапе, глотая слезы, взывал к белочке Акутипурý, сове Мурукутутý, жабе Дукукý – ко всем этим хозяевам сна, приговаривая так: