— Мама, а кто перенесет наш дом на тот затопленный берег, кто перенесет? Ты спроси так, матушка, и глазки закрой.
Старушка сказала, как велел ей сын. Макунаима попросил ее еще покамест не открывать глаза, а тем временем перенес все их пожитки на залитый водой илистый лужок на том берегу. Когда она открыла глаза, все уже стояло как раньше, как будто ничего и с места не сдвигали, да и сама хижина стояла рядом с хижинами братца Маанапе и братца Жиге с Ирики-красавицей. И животы вспухли от голода сильнее прежнего.
Тогда старуха не на шутку разозлилась. Она схватила героя на руки и отправилась прочь. Пройдя через весь лес, они очутились в бескрайнем поле, в степи, которая зовется Иудиным Пустырем. Долго она шла по этому полю, так далеко ушла, что уже было не видать леса, а самому полю конца-края нет, и ничего на нем не растет, не движется, только колышутся деревья кешью. Даже птичка-красноспинка, что умеет петь на разные голоса, не прилетает развеять тоску-печаль. Старушка положила малыша на поле, где он больше не мог расти, и сказала:
— Теперь уходит прочь от тебя твоя матушка. Ты останешься здесь, на пустыре, и больше не вырастешь.
И ушла с глаз долой. Макунаима оглядел пустынную местность и почувствовал, что вот-вот заплачет. Но рядом никого не было, так что и плакать было нечего, — он и не стал плакать. Встал, собрался с духом и потопал вперед, перебирая кривыми ножками. Неделю брел он не разбирая дороги и, наконец, встретил Куррупиру с его верным псом Медовиком, которые жарили мясо у своего дома. А Куррупира ведь живет на верхушке пальмы тукум и просит у людей прикурить. Макунаима спросил:
— Дедушка, не дашь ли ты мне мясца поесть?
— Что ж не дать, — ответил Куррупира.
Отрезал от своей ноги кусок, пожарил, дал мальчику и спросил:
— Что ж ты на пустыре-то делаешь, малой?
— Гуляю.
— Да ну!
— Ну да, гуляю…
Тогда Макунаима рассказал, как мать наказала его за то, что он зло поступил с братьями. И когда рассказывал про то, как он перенес дом с благодатных земель туда, где даже зверь не пробегал, заливисто расхохотался. Куррупира взглянул на него и пробурчал:
— Ты, малой, не мальчишка уже, ты не мальчишка… Так только взрослые поступают…
Макунаима поблагодарил Куррупиру и попросил его показать дорогу к деревне чернокожих индейцев. А Куррупира, он же хотел съесть героя, потому указал неверный путь:
— Ты иди вот здесь, мальчик-мужчина, прямо иди вот так, а как пройдешь вон тот пень, сверни налево, повернись там и возвращайся — окажешься прямо под моими кокосами.
Макунаима пошел по дороге, которую указал ему Куррупира, но, когда увидел пень, почесал ногу, пробормотал:
— Ай, как же лень!.. — И пошел напрямик.
Куррупира ждал-ждал, а малой все не возвращался… Тогда чудище взгромоздилось на оленя, который у него заместо коня, ударило его круглой ступней в бок и пустилось в погоню, покрикивая:
— Жаркое из моего мяса! Жаркое из моего мяса!
А мясо отвечало из живота героя:
— Что такое?!
Макунаима ускорил шаг и бегом помчался в кусты каатинги, но Куррупира гнал быстрее, и все стремительнее и стремительнее сокращалось расстояние между чудищем и мальчуганом.
— Жаркое из моего мяса! Жаркое из моего мяса!
А мясо отвечало:
— Что такое?!
Малой в ужасе думал, что же ему делать. А в тот день была назначена лисья свадьба, и старушка Вей, Солнце, просеивала свой свет сквозь сито дождя. Макунаима увидал на дороге лужу, хлебнул мутной водицы и изверг мясо.
— Жаркое из моего мяса! Жаркое из моего мяса! — все кричал Куррупира.
— Что такое?! — отвечало мясо уже из лужи.
Макунаима нырнул в заросли и убежал.
Долго ли он шел, коротко ли, как вдруг услышал из-за большого муравейника голос, как будто какая старушка тихонько поет.
Пошел он на голос и увидел, что это старушка-агути делала маниоковую муку в типити — мешке, сделанном из листа пальмы жаситáры.
— Бабуль, не дашь ли мне поесть сладкого маниока?
— Конечно, — ответила старушка. Дала мальчику сладкого маниока и спросила: — А как же ты, внучок, оказался один в этих краях?
— Так, гуляю.
— Да что ты!
— Говорю же, гуляю.
Тогда Макунаима рассказал, как обманул Куррупиру, и громко расхохотался. Старушка-агути посмотрела на него пристально и прокартавила:
— Малой такого не сделает, внусек, малой такого не сделает… Такой басковитый и такой улодец… Но не беда, это я исплавлю.
Зачерпнула она, значит, полнехонек ковш кипящего ядовитого бульона и окатила им малого с ног до головы. Макунаима и ахнуть не успел, как был весь в горячем желтом соке, только на голову не попало — сумел ею вовремя дернуть. Герой чихнул, да так сильно, что шмякнулся оземь. Тогда он стал расти-крепнуть, пока не стал, наконец, ладно скроенным могучим парнем. А голова, на которую не попал бульон, так и осталась насовсем плоской с затылка и с сопливой детской физиономией.