Я резко притормозил, покрепче прижав к себе мягкое стройное тельце Малы, потерявшей сознание, когда мы выбрались из катакомб на площадь.
Инквизиторские псы? Этой девчонке жить надоело?
Хмуро воззрился на нее, но моя злость, кажется, ее даже не задела. Она продолжила недовольно сопеть, вцепившись в мою руку.
Я страстно хотел поставить ее на место. Напугать, дать понять, что этому инквизиторскому псу рядом с ней очерствела вся нечисть и их неискоренимое безумство.
О чем я там мечтал? Оставить службу и начать жить по-человечески?
Что ж, можно смело забыть обо всех мечтах и человеческих желаниях, как о чем-то пустом, незначительном и мимолетном. За один день и из-за одной ведьмы моя жизнь перевернулась с ног на голову, и беды, обычно сыплющиеся на голову довольно редко, умножились с небывалой скоростью.
В этот миг отчаяния я готов был голыми руками придушить бестию и бросить на произвол судьбы вторую, умирающую на моих руках. Но в этом-то и загвоздка! Она умирала, и я не мог поступить так, как хотелось. Не мог из-за треклятых чар, привязавших меня к колдунье стальными цепями, как побитого жизнью щенка к столбу.
Мою ярость остужало лишь одно: слабое дыхание девушки, вдыхающей и выдыхающей так тихо, что мне приходилось напрягать слух, дабы убедиться, что она еще жива. Понятия не имею, что случилось бы, если бы она погибла, но предчувствовал, что ее смерть станет для меня болезненным ударом.
Из-за колдовства. Только из-за него.
Важно было помочь ей. Важно было спасти, защитить во что бы то ни стало. Безумное желание! Ненавистное, как и сама ведьма!
Но я бессилен перед ним.
— Посмотри на нее, — выпустив со вздохом раздражение, спокойно произнес я. Маленькая ведьма вытаращилась, явно не ожидая, что я отреагирую на ее дерзкий тон столь холодно. — Она висит на волоске от смерти. И поверь, сейчас я желаю того же, что и ты: спасти ей жизнь. Против своей воли, но все же.
— Но ты поставишь ее под удар…
— Об этом доме никто не знает, — поспешил заверить. — Ни инквизиторы, ни апостолы. Он, в общем-то, даже не мой, так что искать нас там не будут.
Не дожидаясь ее реакции или какого-либо ответа, я зашагал по слабо протоптанной тропе. Чем дальше мы продвигались, тем гуще и беспросветнее становился лес. Он никогда не спал — ни днем, ни особенно сейчас, в ночное время, когда холодный свет луны просачивался сквозь кроны, скользил по иголкам елей и заливал собой непроходимые заросли. Прохладный ветер доносил волчий вой; где-то рядом тоскливо ухала сова.
— А чей? — поравнявшись со мной, поинтересовалась ведьма.
Я надеялся, что ее любопытство утихнет и она перестанет задавать ненужные вопросы. В особенности те, на которые я не имел желания отвечать. Которые хоть отдаленно напоминали о ней — настоящей владелице домика, когда-то ставшим для меня спасением от внешнего мира и людских предрассудков.
— Как тебя звать? — резко сменил тему, глупо уповая на то, что нечестивая забудет, о чем спросила.
— Зачем тебе мое имя?
Мельком глянув на нее, я уловил, как она сузила глаза, на дне которых заплескалось нелепое подозрение.
— Чтобы знать, как к тебе обращаться. Или ты предпочтешь, чтобы я звал тебя богомерзким созданием?
Хмыкнув в какой-то обиженной манере, она увела взгляд.
— Я Элена.
— Сестра Малы?
Лазурные глаза тут же впились в мое лицо. Испуганные, никоим образом не таящие страха.
— Откуда ты знаешь? — ее тонкий голосок дрогнул, но она не остановилась, продолжая шагать по левую руку от меня.
Я услышал — никогда к такому не привыкну — стук ее сердца. Он звучал бешеным крещендо неверия и паники.
— Ниоткуда. Предположил.
Ложь.
Я всего-навсего чувствовал запах их крови. У обоих пахла одинаково, не железом, а чем-то приятным, нежно-сладким и горьковато-травянистым одновременно, как тандем из черешни и ромашки.
Не дав ей возможности отойти от удивления и в очередной раз засыпать мои и без того напряженные плечи вопросами, я коротко выдал:
— Пришли.
Тропа давно оборвалась, но я прекрасно знал дорогу к одичалой хижине, одиноко стоящей посреди леса, окруженной огромными мохнатыми елями и деревьями, в летнюю пору одетыми в насыщенно-зеленое убранство.
Дом ветхий, заброшенный, немного жалкий на первый взгляд, но при виде него мое сердце моментально сжала в тиски глухая тоска.
Сколько я здесь не был? Быть может, лет пять, но такое чувство, будто все произошло вчера. Будто она погибла совсем недавно, поселив пустоту не только в своем излюбленном домишке, но и во мне.
С тех пор из маленьких окон больше не лился свет. Над дымоходом и крышей не клубился дым, как бы намекая на царящие внутри тепло и уют. Никто больше не следил за тропинкой у дома, не вычищал от мха стены. Я просто не мог и дальше находиться здесь без нее.
Но за эти годы много воды утекло, время залечило кое-какие раны. Было почти не больно, и сейчас я, к своему удивлению, смог выдержать груз вины и печали.
К тому же развернуться и уйти отсюда я был не в силах.
Я должен спасти ведьму.
— Лени…
Она вдруг зашевелилась, разомкнула отяжелевшие веки.
— Мал, все хорошо. — Встрепенувшись, Элена заглянула ей в глаза, осторожно взяла за руку. — Все хорошо. Скоро станет легче. Обещаю.
То ли не слыша ее, то ли ища что-то иное, а не взгляд сестры, Мала медленно осмотрелась, пока я шел к скромному крылечку лачуги. Но как только глаза колдуньи нашли мои, я замер прямо у двери, так и не открыв ее.
Несколько секунд она смотрела на меня пристально, тяжело, словно выискивая на дне моих глаз нечто такое, что могло бы унять ее волнение.
— Уже и в бреду… вижу тебя… — прошептала, слабо усмехнувшись.
А после веки закрылись, голова с копной ярко-алых волос дрогнула и упала мне на плечо.
Это был слабый удар, но он, как удар кулаком одного из охотников, вызвал дрожь и ноющую боль.
Не могу допустить, чтобы она умерла. И, честно говоря, теряясь в ощущениях, я уже не понимал, почему именно не хочу видеть ее смерть.
Из-за колдовства или это мое искреннее, пусть и самое дурное, сумасшедшее, желание?
Глава 6. Мала
Ноздрей аккуратно коснулись запах вареной кукурузы и головокружительный аромат травяного чая. Это то немногое, что могло выдернуть меня из глубокого сна, в каком бы состоянии я ни находилась.
Даже при смерти.
Не без труда разлепив веки, первым делом я поморщилась, сраженная безжалостным дневным светом. Он сочился из маленького окна слева от меня, и я тут же потянулась к занавеске, дабы остановить эту пытку, но ничего не нащупала, кроме горшков с землей.
Так. Я определенно не в своей хижине, и этот факт, честно говоря, немножечко пугал.
Найдя в себе силы, села в кровати — узенькой и чужой — и вгляделась в квадратик окна, покрытый густым слоем пыли.
Лес. Кругом лес. Вот откуда тянет хвоей, которая перебивает запахи старости, кукурузы и трав.
Я хотела встать, но живот вдруг заныл, отозвался чудовищной пульсацией, задевшей все внутренности, перед глазами заплясали черные точки, вынудив рухнуть обратно на постель. Откинув одеяло, приподняла рубаху, пахнувшую сыростью, — не помню, чтобы имела возможность переодеться, — и улицезрела перебинтованную талию. На ткани, прямо под ребрами, виднелось кровавое пятнышко.
Сознание быстро отреагировало на увиденное, выдернув из памяти нужные воспоминания.
Помню, что пыталась спасти сестру, но, похоже, все закончилось погано. В меня всадили серебряный клинок, моментально отнявший все силы. Если бы не чей-то заботливый уход, я б давно ушла во тьму. И уже, к сожалению, без шанса на возвращение.
Впрочем, мое чудесное выздоровление волновало меня меньше всего. Больше хотелось узнать, в порядке ли Элена и кто помог нам спрятаться. Хотя на последнее я знала ответ, просто боялась озвучить его и воспринять всерьез…
Прежде чем предпринять еще одну попытку подняться, я осмотрела комнатку, в которой очнулась.