Под действием мощных, мужских чар.
Боль ушла ненадолго, я ничего не замечала, кроме запахов можжевельника и трав, которыми был пропитан дом и все тело охотника. Ничего не чувствовала, кроме жара его сильных рук и теплых, пахнущих мятой губ, кусающих, впивающихся, терзающих до потери рассудка. Не слышала ничего, кроме его дыхания, оказывающего какое-то дурное, гипнотическое влияние. Слушать и осознавать, что он дышит так из-за меня, из-за чувств, которые испытывает ко мне, было… сладко и приятно.
Где-то глубоко внутри все это время покоилась мысль, что он ведет себя так только из-за колдовства, но забыть об этом и позволить мужчине властвовать надо мной мне не составило особого труда.
Правда, он так увлекся, утянув с собой в пучину забытья и наслаждения, что перестал контролировать свою силу. Да я и сама поздно ощутила подобравшуюся к горлу боль. Еще немного — и задохнулась бы либо от нее, либо от головокружительного запаха мужского тела.
Рана напомнила о себе совсем некстати. Запульсировала, пронзая внутренности огненными стрелами, и слабость свалилась на мое бренное существо, увеличившись до размеров каменного великана.
Мне было так стыдно — такое страшное непривычное чувство — что я не смогла долго выдерживать взгляд инквизитора. Благо он каким-то образом понял мое желание и вскоре перестал пытать глазами.
Сначала я глупо понадеялась, что он оставит меня, если я прикажу, хоть и в сердце таилась иная надежда — надежда на то, что он останется. А он и правда остался. Утащил в ту же каморку, где я очнулась, уложил на кровать, а после принялся смачивать дымчато-белую ткань в травяном настое.
В воздухе витали свежие и чистые ароматы лаванды и ромашки.
— Где ты этому научился? — спросила осторожно, наблюдая за ним без зазрения совести и радуясь, что он не делает того же.
— Чему?
Выжав тряпку над деревянным тазом, он придвинул к койке стул и уселся на него, впившись глазами в мой живот.
Стало столь неуютно от такого внимания, что я посильнее натянула на бедра покрывало, которое Дон накинул на меня сразу после того, как я сняла с талии окровавленную повязку. Под рубахой не было белья, и он прекрасно об этом знал.
— Целительству. Такому тонкому делу инквизиторов не обучают.
Я прикладывала все силы, чтобы мой голос не дрожал. Нельзя, чтобы он понял, что его присутствие сбивает меня с толку. Это может стать оружием, а я вовсе не хотела, чтобы у него появилось больше преимуществ, чем есть у меня.
— Вас обычно латают лекари, служащие при соборе. Максимум, на что вы способны в случае ранения, — это перевязать рану, чтобы кровь не хлестала.
Я боялась, что его взгляд собьет с меня всю защиту.
Так и случилось.
Он всмотрелся в мое лицо, вынудив сердце мелко задрожать, а меня — задержать дыхание. Такого раньше не случалось, может, потому, что мы не были наедине, не оказывались настолько близко. До этого на нас давили обстоятельства, другие охотники; он был увлечен целью изловить меня, в то время как я желала помочь фейри, ускользая от него, как жирный склизкий червяк из рук.
Мы видели иное, но не друг друга. Я понимала, что сейчас по большей части на него влияло мое колдовство, поэтому он так послушен, так увлечен и сосредоточен на мне.
Но я…
Боги, отчего же я хочу, чтобы он смотрел на меня, ласкал и взглядом, и пальцами? Чтобы он был рядом, невзирая на свою природу…
Я сошла с ума.
— Разве это так удивительно? — он вопросительно выгнул бровь и придвинулся ближе, кивнув на мой живот.
Незаметно сглотнув, я послушно приподняла края рубахи. Ткань, смоченная в целебном отваре, тотчас прижалась к ране. Крепко стиснув челюсти, я переждала неожиданно вспыхнувшую боль, а затем с показушным спокойствием произнесла:
— Да, удивительно. Ты знаешь, какие травы нужно смешать, чтобы получился сильный отвар, благодаря которому раны затягиваются быстрее, а риск заражения испаряется. Знаешь, что чай из мяты и мелиссы успокаивает нервы, а именно его ты и пил, пока я была в отключке. Его вкус сохранился на твоих губах.
— А ты довольна проницательна. — Он хмыкнул, раз за разом прикладывая ткань к ране. Осторожно, медленно. Как бы дразня. — И все равно ничего удивительного в моих познаниях нет. Многие люди смыслят в лекарском деле.
— Но не инквизиторы.
Широкие брови мужчины сшиблись на переносице.
— Чего ты заладила?
— Я просто хочу понять, что ты скрываешь.
И это было абсолютной правдой.
Я чувствовала, что в сердце моего охотника спрятан сундук ужасных секретов и опасных тайн. Таких тайн, о которых мне не терпелось узнать. Они были связаны с этой хижиной, с этим глупым фартуком с изображением медведя, с познаниями в медицине и еще чем-то таким, что меня притягивало и соблазняло.
Элена жутко любопытна и славится тем, что сует свой маленький нос куда не надо. А я ее сестра и ничем не лучше.
Перестав на меня смотреть, Дон тихо вздохнул и продолжил вытирать кровь.
— Меня обучила владелица дома, — ответил нехотя. — Подними повыше.
Я не сразу поняла, чего он хочет. Туго соображая, вырвала из его слов то, что показалось самым важным: у домика есть хозяин, и он женщина.
— За что мне такое наказание… — еле слышно простонал инквизитор и вдруг схватился за край моей рубахи, чуть задрал ее, прижимая тряпку к ребрам.
Я забыла обо всем, о чем думала. Дыхание перехватило от нежданного тепла, исходящего от его пальцев с такой же силой, с какой исходит жар от печи. Подушечки ненароком коснулись голой кожи, и от этого ощущения я сильно вздрогнула.
Настолько, что Дон замер.
И посмотрел прямо в глаза.
Я скорее почувствовала, чем услышала, что он дышит часто и неровно. И я тоже.
Между нами вновь заплясали искры, развернулась некая магия, гораздо сильнее той, что влияла на мужчину. Ведь сейчас мы оба склонялись перед ней. Мы были бессильны. И желали одного и того же. Прижаться друг к другу, раствориться в чувствах, вновь прильнуть к смазанным ядом губам.
Мы ненавидели друг друга когда-то… Или по-прежнему, но тая это глубоко внутри. Теперь же наша ненависть стала чем-то другим, окрасившись в рубиновый цвет. Цвет крови. Возможно, страсти, похоти, интереса...
Из меня вылетел весь дух, когда его рука скользнула под рубашку. Почти коснулась дико вздымающейся груди. Мы одновременно потянулись к губам, и я уже знала, что ни о чем не пожалею, потому что…
Потому что ничего, черт возьми, не произошло!
В комнату незаметно прошла Элена. Боги, не знаю, сколько она успела увидеть, но свое появление она обозначила чуть слышным покашливанием.
Дон вскочил со стула как ошпаренный. А я внезапно ясно ощутила, как к лицу приливает жгучая краска.
— Я извиняюсь… — прошелестела Лени, переминаясь с ноги на ногу. Ее щеки пылали не меньше моих. — Я просто вернулась с рынка, а на кухне никого. И там чего-т такой бардак… А еще, кажется, я забыла купить мед. Я схожу, господин инквизитор, можете… можете не отвлекаться.
Она уже хотела было выскочить за дверь, но мужчина за два шага подобрался к ней и передал тряпку.
— Сам схожу, — выпалил резко, отрывисто. — Закончи с раной.
И быстро вышел, оставив после себя лишь пожирающее нас с сестрой смущение и шлейф крепкого древесного запаха.
Глава 9. Дон
Оказалось, нет ничего хуже, чем теряться в собственных чувствах.
Было невероятно трудно разобрать, какие настоящие, а какие рожденные мороком. Я желал ведьму. Хотел поцеловать ее. Но понимал, что не должен испытывать подобного притяжения, ведь все нечестивые всегда были для меня и для всех инквизиторов врагами.
Я не имею права сближаться с бестией. Это против правил. Это против закона жизни Апостолов. Это…
Это то, чему я не мог противиться.
А главное, не понимал: то, что я испытываю, хоть немного принадлежит мне самому? Или всю вину можно сбросить на колдовство, на ведьму, которая… Боже, она была невыносима и желанна одновременно, и это противоречие убивало снова и снова, беспрестанно вонзая в меня вилы и мечи.