— Что тебе надо? — выплюнул Сидни. — Что тебе надо, тварь?
Фигура ответила, что всего лишь выполнила его просьбу. Она отпустила ее, нет?
— Верни ее, — тотчас потребовал он. — Немедленно!
Она выразила удивление. Кажется, он сам не знает, чего хочет.
— Верни ее, — повторил Сидни. Он мысленно отмахнулся от шепота Дроу, пытавшейся его урезонить. Ему было все равно, что с ним будет. — Сделай все, как было. Сейчас же!
Ограда взбрыкнула, точно бешеная лошадь. Сидни и остальных оторвало от решетки, едва не вывихнув суставы, и яростно швырнуло в пространство. Под пронзительный вой Хетт Бээр-Шахат выполнил очередной акробатический трюк и замер вновь.
Сидни приземлился на обе ноги и каким-то образом устоял. Его мутило. Он еле успел опомниться, как ему в объятья упала Шена: в полуобмороке, абсолютно голая, вся в крови и слизи, словно ее только что изрыгнула огромная утроба. Она ни на что не реагировала, но ее горло чуть заметно подрагивало. Пальцами правой руки Сидни ощутил странные выступы на ее спине и перевернул девушку, чтобы взглянуть.
Узор из шрамов, совсем свежих. Вдоль левой лопатки Шены тянулся отчетливый ряд идеограмм. Ведьма оставила на ней свой знак, чтобы опознать ее среди тысячи других: так в старину клеймили скот.
Райс тихо постанывал, потирая ушибленный затылок. Хетт корчилась в траве: ее рвало желчью. Что касается ведьмы, то Сидни явственно ощущал ее присутствие у себя за спиной. Едва он попробовал обернуться, как неведомая сила тотчас развернула его плечи обратно.
Не смотри.
И она послала ему образы боли.
Его горло сдавило судорогой. Какое-то время Сидни боролся с удушьем, а когда его отпустило, пробормотал:
— Прошу… прощения.
Ведьма ясно дала ему понять, что они ничего не значат. Что она могла делать с ними что угодно, истязать их самыми изощренными методами, подвергать немыслимым пыткам, которым не было названия, и при этом их тела, их оболочки остались бы неповрежденными, так что мучения могли длиться тысячелетиями. В Могильной яме не было времени. Не было спасения. Только она.
И все же… все же она вернула ему Шену.
Дрожащей рукой Хетт вытерла рот. Предупреждение получили все, и она почтительно уставилась в пол, чтобы ненароком не спровоцировать ведьму. Райс встал и поскользнулся на потрохах, разбросанных по земле блестящей гирляндой. В сердцах он лягнул застывший труп пожирателя: еще раз, и еще. Приглядевшись, Райс заметил, что монстр как будто собран из различных кусков, а по всему его раздутому туловищу тянутся грубые швы. Вблизи чудище выглядело еще уродливей.
— Что ты за дрянь такая? — выругался он. — А? А?!
Гамикот. Низшие формы.
Подобно людям, ведьма умела использовать слова, однако предпочитала иные, более совершенные формы выражения.
Шена дернулась и очнулась. С трудом поводив глазами по сторонам, ничего и никого не узнавая, она попыталась что-то сказать Сидни, но из ее горла вырывались лишь шипение и хрип.
— Чш-ш-ш… — успокоил ее парень. — Не надо. Я все понимаю. Мы выберемся отсюда, — проговорил он шепотом, — я нас вытащу.
И он мягко опустил девушку на траву.
Ведьма вернула ему Шену: практически невредимой, если не учитывать знаков на ее теле. Она грозила им страшными муками и смертью, но не собиралась убивать, а значит, они были зачем-то ей нужны.
Сидни вскинул голову и посмотрел на черную фигуру в упор. Левый рукав ее грязных, полуистлевших одежд был оборван, и из него торчала тонкая белая рука. Цепочка широких, неаккуратных стежков охватывала запястье, как диковинный браслет.
— Кто ты? — спросил он.
Она простерла руку.
Сознание выключилось на какую-то долю секунды, а потом в уши влился адский шум какого-то механизма. Что-то смешивалось, перемалывалось и измельчалось с таким грохотом и скрежетом, что дрожала земля, и твердые отходы падали в лоток на самом дне. С другой стороны машины стоял гигантский чан с кровью. Ведьма отбирала куски, уцелевшие после подобной обработки, и, мастерски орудуя иголкой и ниткой, сшивала их в одно существо. С минуту полюбовавшись своей работой, она извлекала одну из истошно визжащих личинок из ржавой бочки подле ее ног и заталкивала склизкую тварь далеко в глотку пока еще мертвому чудовищу.
Они разрубили меня на мелкие части и собрали заново.
Дергаясь в конвульсиях, отвратительный труп увеличивался, распухал и рос, пока не достигал воистину исполинских размеров, а немного погодя на этом подобии безглазого и безносого лица обрисовывался жуткий рот, обнажая ряды клыков. Испытывая кошмарный, ни с чем не сравнимый голод, новорожденный монстр попытался закричать. У него было ни голосовых связок, ни трахеи, расплющенных в Дробилке, и изо рта вылетел лишь протяжный свист.