Выбрать главу

Балисонг придавливал собой свернутый клочок пожелтевшей газеты. Лотти отложила нож, развернула бумажку и тут же обратила внимание на дату: газету напечатали больше чем полвека назад. Таким старьем можно разжиться разве что в библиотечном архиве. Заголовок гласил:

[Трансорбитальная лоботомия]

Лотти мигом стало не по себе, и она поежилась. Хлоя и так забралась ей в голову, куда глубже, чем того хотелось самой карательнице, и, кажется, она собиралась продолжать в том же духе. Кусая губы, Лотти потеребила в руках вырезку, но любопытство все же возобладало, и она пробежала глазами статью. Кто-то (Хлоя?) выделил основные моменты в тексте, чтобы Лотти не пришлось напрягаться: она довольно долго пребывала в полукоматозном состоянии, и сосредоточиться на чтении ей было тяжело.

Речь шла об инновационной операции в психохирургии, при которой череп пациента оставался нетронутым. Карательница смяла бумажку в ладони и выбросила. Что Хлоя хотела этим сказать?

На следующей ступеньке была книга, напоминающая атлас, с плотными и гладкими, хоть и слегка замусоленными страницами. Ничего не подозревающая Лотти раскрыла ее на закладке и наткнулась на картинку человеческого черепа в разрезе. Наглядная демонстрация той же операции: в глазную впадину под углом вбивался штырек, впоследствии рассекавший волокна лобных долей.

Карательница вздрогнула, почувствовав, что за ней наблюдают. Она вскинула кулак и покрутилась на месте, грозя невидимой камере слежения.

— Оставь меня в покое, — огрызнулась она, надеясь, что Хлоя не только видит ее, но и слышит тоже. — Меня никто не резал. У меня нет шра…

Перед глазами вспыхнули строки из статьи, и Лотти запнулась.

[После операции не остается никаких следов].

Она отшвырнула книгу и потянулась к рыжей кукле в батистовом платьице. Едва она взяла ее в руки, как резиновая голова лопнула, и из продольной дыры вытекла липкая розовая жижа. На глаза Лотти навернулись злые слезы. Почему этой суке доставляет удовольствие ее мучить? И когда она насытится? Оторвав от куклы листок, приколотый шпилькой к платью, Лотти прочла:

[Вызывает припадки, нарушения интеллекта, эмоциональную нестабильность, потерю моторики, проблемы с речью, недержание мочи, апатию и частичный паралич].

— Ах ты гадина! — закричала Лотти в пустоту. — Даже если они меня изувечили…

— Никто тебя не увечил, — послышался спокойный голос. — Не врачи.

Карательница оглянулась в поисках динамика.

— Тогда кто?

— Посмотри на стену перед собой.

Лотти сделала, как было велено. В окружении премиленьких солнышек, цветочков и улыбающихся человечков с палочками вместо ручек-ножек во всю стену тянулись гигантские буквы:

АИРРЕ.

— Что, если не было никакой психушки? — продолжал бесплотный голос. — Что, если не было никаких докторов, и причина кроется совсем в ином? Твои истерики… твоя ненадежная память… и даже пятна от электрошока. Что, если он сам выжег их у тебя на висках?

Карательница тяжело сглотнула. Вытолкнула из себя слова:

— У него нет… нет… квалификации…

— Похвально, Лот, что ты знаешь такие вещи, — насмешливо прокомментировала Хлоя. — Но она ему и не нужна. Видящему не надо вставлять спицу тебе в мозг, чтобы добиться того же эффекта. Он поработил тебя. Вынудил себя любить. Он так захотел. Ведь разве такая, как ты, стала бы слепо подчиняться такому, как он? Боже, Лот… да он же просто избалованный ребенок. Ребенок, которого принесли в жертву тысячу лет назад, дорвавшийся до власти, но так и не научившийся быть взрослым.

— Неправда, — прошептала Лотти.

— Правда. Ты же не будешь спорить, что Видящие от нас отличаются? Что у них больше прав? Что они ничего толком не делают, только наблюдают и раздают указания… С этим ты хотя бы согласна?

Еле слышно:

— Да.

— Он никогда не был тебе другом.

— А ты была? — вспыхнула Лотти. — Ты вскрыла меня изнутри и снаружи. А теперь ты хочешь, чтобы я расправилась с тем, кто относился ко мне лучше, чем все остальные… И ради чего? Чтобы ты получила свободу.

— Он просто использует тебя.

— Как и ты, — процедила карательница.

— Ладно, — отрывисто молвила Хлоя, — я устала.

Раздался щелчок, и внезапно стало очень тихо. Смолкли птицы и пропал шум дороги. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь щель, померк и угас, и только лампы жужжали по-прежнему.

— Что…