— Как думаешь… — и Хлоя метнула в него быстрый взгляд, — что случилось?
— Это не самоубийство.
— Из-за синяка?
Он покачал головой.
— Не в ее стиле.
— Почему же? Она же сделала это первоначально. Мы все сделали. — Хлоя развернулась к лидеру вполоборота. — Если не секрет… между вами ничего не происходило в последнее время?
— На что это ты намекаешь?
— Да ни на что. Так было или нет?
— Допустим, — сдержанно ответил Сидни.
— Ты не очень-то помогаешь.
— Я сказал ей, чтобы проваливала ко всем чертям собачьим. И пригрозил, что прибью, если она опять втравит во что-нибудь Трис.
— Да ну. Она не стала бы топиться из-за таких мелочей.
— А я о чем говорю.
— Тогда что? Какой мотив? Месть? Случайное убийство?
— Маньяков не так уж и много.
— Но Видящая просила тебя ее найти. Ей угрожала опасность?
— Даже если и так, она ничего мне не сказала.
— Так пошли спросим?
— Да, — кивнул Сидни, толкая дверь, — давай с чего-то начнем.
Третий раз за неделю ей звонили с незнакомого номера. Трис сбросила звонок, потому что сидела на паре. Едва начался перерыв, она тотчас же перезвонила, но никто опять не взял трубку.
— Ерунда какая-то, — сказала она, глядя на заставку на экране.
— Телефонное хулиганство? — спросила Эбби.
— Не знаю. Это даже не номер мобильного… Причем три раза.
— Да не переживай ты так. Просто кто-то ошибся.
Звонки действительно прекратились, и Трис о них больше не вспоминала. И без этого хватало проблем: надо было сочетать учебу и случайные визиты Сидни, которые он любил наносить в любое время дня и ночи, и продолжать скрывать от мамы свои частые отлучки в штаб.
Хетт не пришла извиниться и вообще не появлялась, хотя несколько раз Трис и Эбби прогуливались возле хранилища, и Трис ежеминутно озиралась, ища девушку взглядом. Она ничуть не тосковала по тем дням, когда проводила время с Хетт, и все же не могла отрицать, что довольно сильно к ней привязалась. Стокгольмский синдром? Для Хетт она всегда была лишь бездушной куклой, простым способом навредить Сидни и лишний раз привлечь к себе внимание. Разве не так?
С Хлоей она тоже с тех пор не сталкивалась, а значит, слежка кончилась или велась не так активно. Они оставили ее в покое. И так было лучше. Лучше для самой Трис, лучше для всех. Она не могла стать такой, как они. Ей все еще было что терять.
Когда бледная Пайпер с каким-то подозрительным конвертом встретила дочь в дверях, сердце Трис неожиданно дрогнуло. Лишь тогда она подумала, что, возможно, отнеслась к тем звонкам чересчур беспечно.
Мать без слов протянула ей письмо.
— Что это?
— Это тебе. Нашла в почтовом ящике.
Трис взяла конверт, повертела туда-сюда, перевернула и взглянула на оборот. Кроме имени получателя, на нем больше ничего не было: ни марок, ни адресов. Его не доставляли почтовой службой. Отправитель явился сам, чтобы опустить его в ящик, но самой досадной деталью оказалось вовсе не это.
— Ты его распечатала?
Голос Трис дрожал от гнева и обиды
— Послушай… — Пайпер тут же приняла оборонительную позицию, — я должна была это сделать. Ты не представляешь, что недавно произошло у нас в больнице. Кто-то прислал…
И она умолкла. Неужели она действительно намеревалась рассказать ей об Эстер? Об изуродованной, несчастной, всеми покинутой? О бедной малышке Эстер, которая вытряхнула на ладонь присланные таблетки и проглотила их, не подумав и дважды?
Дочь сверлила ее мрачным взглядом, и Пайпер торопливо сменила тему:
— Я твоя мать. Я обязана была убедиться, что тебе ничего не грозит. И да… — сказала она, предвосхищая следующий вопрос: — Я прочитала письмо.
— Класс, — бросила Трис.
— Там полная бессмыслица… Бредовые фантазии о каком-то убийстве… Может быть, это сюжет для будущей книги? Никто из твоих подруг случайно не…
— Это все очень интересно, — резко перебила ее Трис. — А теперь можно я пойду к себе и прочту его сама? Спасибо.
Она вновь грубила ей без малейшего зазрения совести, а Пайпер только и оставалось, что укоризненно поджимать губы. Мать больше не могла на нее повлиять.
Лишь оказавшись одна в своей комнате, Трис прислонилась к двери и позволила себе выдохнуть. В груди бешено стучало сердце. Всю неделю кто-то безуспешно пытался с ней связаться… и в итоге просто оставил письмо. Но ведь обычно гулям не составляло никакого труда ее найти. Тут. В университете. Может быть, внезапно подумала она, в этом-то было все и дело.
Она заглянула в конверт и вытащила измятый тетрадный лист в клетку, с обеих сторон исчерченный мелким корявым почерком. Сочинитель письма либо спешил, либо нервничал, либо и то и другое, к тому же он явно не привык писать от руки. Строки вылезали за границы клеточек и неумолимо ползли вниз. Иногда интервалы между буквами одного и того же слова были слишком большими, а слоги наталкивались друг на друга, как пьяные, но самый первый ряд оказалось легко разобрать.