ВЫПУСТИ МЕНЯ ОТСЮДА!
Порой она слишком долго возилась. Она всегда была копуньей, хотя и не производила впечатления таковой. Он обладал неистощимым терпением. Когда она появилась из здания с двумя тяжелыми чемоданами, он возобновил преследование.
НЕТ.
Шена оглянулась. Узрела его. Распознала его в глубине любимых серых глаз. Бросила свою ношу и пустилась наутек, а он только этого и добивался. Охотничьи инстинкты взвыли, придали скорости.
НЕ ТРОГАЙ ЕЕ!
Она юркнула в тупичок, и он настиг ее и ударил. Вздернул на ноги, развернул, схватил за горло призрачной рукой. Плача, она шептала слова любви, взывая не к нему, а к другому, который мог лишь наблюдать за ее муками из своей клетки. Она не молила о прощении, ведь знала, что надеяться не на что. Вместо этого она протянула руку и ласково погладила его по щеке.
ШЕНА.
Отголосок этого имени долетел и до него тоже. Ангел вздрогнул, на миг замешкался, и она его поблагодарила.
оСиАбпАсПобСиибСоАпспСАисОббАсипОсИсоПбаСоСиАбпАсПобСиибСоАпсоСиАбпАсПобСиибСоАпспСАисОббАсипОсИсоПбаСоСиАбпАсПобСиибСоАпсоСиАбпАсПобСиибСоАпспСАисОббАсипОсоПбаСоСиАбпАсПобСиибСоАпсАисОб
Спасибо.
В тупичке запахло мокрой шерстью.
— Я твой бог, — сказал Шахат.
Ангел Господень спустился на город.
Аве.
Сидни сидел на крышке мусорного бака, спрятав лицо в ладонях, но Малах ха-Мавет смотрел отовсюду. Полы его плаща тихо шелестели на ветру. За спиной колыхались хрупкие костяные крылья без единого пера, состоявшие из одних только сочленений. Ангел дернул плечом, стряхивая паутину. Тьма изливалась из пустых глазниц и густыми липкими потеками струилась по мраморным щекам.
Он отнял руки от лица, и из центра ладоней на него уставились два влажных черных глаза. Чуть погодя рядом появилось еще несколько, они словно отпочковывались от первых и распространялись по коже, как неведомая хворь. Глаза самых разных размеров, все до одного черные, торчали из старых кирпичных стен. Болотная краска на баке треснула, и оттуда тоже высунулось око.
Древней меня лишь вечные созданья…
И с вечностью пребуду наравне.
Он стал всевидящ. Он жил и пульсировал зрением. Он парил над собой и бесконечно созерцал себя, сгорбленного, несчастного, раздавленного горем, и в то же время понимал всю тщетность этих страданий.
Но зачем, зачем ты явился с мечом своим?
Сидни спрыгнул наземь, воздел лицо к небу и зарыдал.
Глава 3.
Она всегда оставляла свет в прихожей, если рассчитывала вернуться в ближайшие час-два. Сегодня Трис забыла его выключить по чистой рассеянности, она слишком спешила, но после всех потрясений этого вечера ей было приятно вступить в освещенную квартиру. По крайней мере, ангелы и демоны не караулили ее во мраке, собираясь напасть, как только она потянется к выключателю.
Стараясь ни о чем не думать, она следовала обычному распорядку дня: сходила в душ, надела пижаму и забралась под одеяло. Но Трис была чересчур взбудоражена, чтобы спать. Может, Сидни придет к ней позже? Наберет из автомата внизу или даже позвонит в дверь? И скажет что-то вроде: «Райс ошибся, он видел не меня».
Трис до сих пор не могла поверить, что Хетт мертва, что Райс убил ее: толкнул с моста и безразлично наблюдал, как она погружается под воду. (Она барахталась, пытаясь выплыть? Или была без сознания и оттого камнем пошла на дно?) И как Сидни, выслушав его историю до конца, проявил к карателю небывалую снисходительность. Разве они не нарушали некую Этику Смерти, убивая одного из своих?
Сидни смирился с кончиной Хетт, как с фактом, который следовало принять. Она не обращалась к нему. Не просила защиты. Она предпочла скитаться по мертвым районам, дабы Райс раньше времени ее не нашел. И искала помощи… у Трис.
Калачиком свернувшись под одеялом, девушка стиснула зубы. Она отчасти виновата в смерти Хетт, и ей никогда не избавиться от угрызений совести. Ведь она легко могла спасти готессу: достаточно было лишь вовремя взять трубку. И в конечном итоге Хетт поплатилась жизнью, чтобы передать ей письмо.
Горевала ли она по приятельнице? Разверзлось ли в ее груди чувство невосполнимой потери? Сейчас Трис испытывала только огромнейшее сожаление. Возможно, произошедшее еще не уложилось в ее сознании и она выплачется, когда придет время. Или же… общаясь с гулями, Трис стала настолько же черствой, как и они.