Когда он дрался, Райс переставал о чем-либо думать. Мысли как будто растворялись, и его больше ничего не мучило. Он состоял из чистых инстинктов. Враги вились вокруг него, как тени, а их тумаки походили на еле ощутимые тычки. Он не испытывал ни растерянности, ни страха.
Соперники не просчитали своих действий, они планировали взять его числом, и когда Райс оказался им не по силам, сменили тактику. Что-то опасно взблеснуло в лучах фонарей, он подставил руку и тотчас же почувствовал, как предплечье обожгло, будто огнем, а ему под ребра вошел кусок холодной стали. Он дрогнул.
Его повалили на землю и начали пинать. Удары сыпались один за другим. Вместо того чтобы скорчиться, закрывая лицо и живот, Райс ухватился за лягавшую его ногу и дернул на себя. Опрокинул парня на снег и мгновенно взобрался на него, пока тот не успел опомниться. Сломал ему нос, а потом вновь свалился от сокрушительного удара в голову. Выплюнул снег с отвратительным привкусом крови и снова встал. Позади него кто-то выл, прижимая ладони к лицу.
Пошатываясь, Райс ринулся в атаку. Его кровь воняла гнилью и стылой землей. По его жилам текла черная, смердящая жижа, и он ненавидел, когда кто-нибудь напоминал ему об этом.
Каблуки Хетт звонко цокнули по плиткам, когда она вошла через стеклянную дверь и огляделась. Консультант тут же засуетилась, одернула юбку и поспешила к покупательнице. В глубине зала какой-то панк подбирал одежду для своей девушки, еще не определившейся со стилем: срывал с вешалок блузки, платья и свитера и прикладывал к ней. Между делом он отпускал шуточки, заставляя девушку безостановочно смеяться. Хетт приблизилась к стойке с черными вещами и вяло перебирала одну за другой в поисках подходящих вариантов. Хотя она не смотрела ужастики по вечерам, не увлекалась гаданием на Таро и не мечтала умереть в объятьях Вилле Вало, готический имидж полностью ее устраивал. Особенно длинные рукава: она никогда не оголяла руки. В любую погоду.
— Я могу вам чем-то помочь? — подчеркнуто вежливо спросила ее консультант. — Вчера пришла новая коллекция, не хотите посмотреть?
Хетт вложила в свой взгляд как можно больше презрения. Девушка в строгом костюме поежилась и принялась озираться. Наверное, новенькая. Лишь недавно получила место… еще не ненавидит свое дело и горит желанием заработать немного сверх скромного оклада. Хетт не произнесла ни слова, продолжая пронзать ее глазами, и консультант предприняла новую попытку:
— Позвольте… это не ваш размер.
На сгибе локтя Хетт висела полупрозрачная блузка с кружевом по горлу и манжетам. И когда она успела ее схватить? Не придумав никакой отговорки, Хетт проверила бирку. Она действительно промахнулась. Это случалось не впервые: она будто подсознательно тянулась к вещам на несколько размеров больше, чем нужно. Сзади раздались смешки, и Хетт нервно обернулась. Панк показывал девчонке совершенно безвкусное платье со стразами по бокам, а та сдавленно хихикала.
— Вместо того чтобы мне надоедать, — начала Хетт, сунув блузку консультанту, — лучше бы выгнала их взашей. — Как только бедняжка округлила глаза и заморгала, она прибавила: — Они же все равно ничего не купят.
В примерочной Хетт разделась до нижнего белья. Любуясь собой, она встала к зеркалу боком и провела ладонью по гладкой впадине живота. А потом внезапно замерла, не решаясь сделать вздох. Чуть погодя она подошла к своему отражению вплотную и поскребла ногтем странное пятнышко на зеркале. Оно не стиралось. Залившись смертельной бледностью, Хетт мучительно долго вглядывалась в место немного выше сердца — туда, где явственно темнело синюшное пятно. Livor mortis. Первый признак разложения. Кожа словно истончалась слой за слоем, а под ней проступала гниющая плоть.
Шена. Шена!
Крик души.
Ни о какой примерке больше не было и речи. Хетт села на стульчик и прислонилась щекой к холодной поверхности зеркала. Совладала с собой, проглотив слезы, и спустя время опять сверилась с отражением. В ярком безжалостном свете она показалась себе уродиной, а эта отметина, эта проклятая стигма никуда не исчезла. Ей хотелось причитать и колотиться о стенки, но она нащупала свою одежду и дрожащими пальцами застегнула платье. Прежде чем отдернуть шторку, Хетт вскинула голову и расправила плечи. Заперла муку в глубине сердца, не позволяя ей просочиться наружу.