– Я очень люблю Репрева! – прямодушно заявил Умбра. – Мой папа всегда хотел быть в вашем отряде.
– Умбра! – неловко приструнил его Репрев.
– Я помню твоего папу, – сказал Цингулон. – Мы не могли принять Репрева в отряд из-за его… состояния здоровья.
– Ага, из-за лапы, которую я потерял почти десять лет назад, – буркнул Репрев. – Но приятно, что помните.
– О, вас сложно забыть! – с мутной улыбкой вставил генерал под гогот отряда. После его слов Репрев почему-то дико смутился, отвернулся от всех и как бы собрался в клубок.
– А меня возьмёте в отряд? – с надеждой воскликнул Умбра.
– Подрастёшь, там и посмотрим, – потрепал его по головке Цингулон, вставая с корточек.
– Чтобы он подрос, не нужно отправлять его в Зелёный коридор, – с ненавистью посмотрев на доктора, откликнулась Агния. – И разве мы не должны подписать какие-то бумаги, пропуски? Я слышала, что если сложить в стопку все документы, что нужны для вылазки в Зелёный коридор, то по ним можно, как по лестнице, подняться до луны.
– Наши адвокаты возьмут на себя все бумажные вопросы, вам нет необходимости об этом беспокоиться, дорогая моя Агния, – сказал Цингулон, высоко задрав подбородок.
– Но на адвокатов у меня нет…
– Нет сильфий? – закончил за неё генерал, противно ухмыляясь и обнажая клыки под роскошными алмазными усами. – Мне это известно. Мне всё о вас известно. Но не беда, я буду безмерно щедр и возьму все расходы на себя. Вас, как осуждённых, должно, по моему мнению, волновать совсем другое. Например, как вам быть в Зелёном коридоре, что делать…
– А что делает приговорённый к смерти на плахе? – нервно усмехнулась Агния и отчего-то заглянула в глаза-щели доктора, то ли призывая к благоразумию, то ли к жалости: они сквозили серостью, и, как сеют в землю зерно, доктор сеял в своих глазах любое чувство, и любое посеянное чувство без труда в них взрастало. Глаза Цингулона не обезображивала ни выдрессированная, ни колыбельная злоба. – Что делает приговорённый к смерти на плахе? – повторила Агния. – Примиряется с судьбой и ждёт – или смерти, или… чуда. А я не привыкла полагаться на чудеса.
– Я тоже, – выпалил Цингулон, гордясь тем, что не верит в чудеса. – Но там, где есть место чуду, неразумно будет на него не уповать. Короче, у вас два пути: идти в Зелёный коридор, а потом – в тюрьму…
– В А-строг? – сглотнул Репрев.
– Ну, конечно, в А-строг! – воскликнул доктор, удивившись вопросу. – Куда же ещё сажают особо опасных преступников. Либо… – он понизил голос. – Либо идти в Зелёный коридор, вернуться с малахитовой травой и жить свободными, да ещё и при сильфиях. Третьего не дано.
– Выбор и правда небольшой, – печально вздохнул Астра.
– Но он есть, – поднял палец доктор. – А в наши дни это уже что-то.
– Ну так что выбираем? – осмотрев всех, спросил Астра.
– А сам как думаешь? – фыркнула Агния.
Все начали поспешно готовиться к отправке. Умбра попросил Агнию взять с собой пол-литровую банку из-под ежевичного варенья, которое они вчера доели.
– Ну вот зачем она тебе? – ругалась Агния под гнётом горячего волнения. – Взял бы что-нибудь полезное. Или я давай за тебя выберу. Но банка?
Умбра с робким несогласием мотал мордочкой, глядя на Агнию снизу вверх.
– Да бери что хочешь! – грубо отмахнулась Агния.
Репрев не взял ничего и тоже получил от кинокефалки.
– Как это ничего не берёшь? – кипела она на потеху отряду. – Из-за тебя нас сослали в Коридор, а он ещё выделывается, поглядите!
– Сама говоришь, в Зелёный коридор сослали, – с безразличием, ещё больше разжигающим Агнию, ответил Репрев. – А в Зелёном коридоре тебе ничего из бытовых… как их… принадлежностей – во! – не пригодится. Уж я-то знаю.
– Тебе-то откуда знать? Бывал там, что ли? – скалилась Агния, роясь в комоде.
– Сам не бывал, мне друзья с работы как-то обмолвились…
– Все твои так называемые друзья с работы – балаболы, это к ним надо вламываться в квартиру, а не к нам! – сказала она, выбрасывая за спину вещи.
– К ним мы тоже нанесём визит, не сомневайтесь, – с добродушной улыбкой заверил генерал, подошёл к столу и взял последний цельный апельсин. Когтями содрал с него кожуру, надкусил, и сок потёк по алмазным усам. Не доев апельсин, Цингулон водрузил его на горку из шкурок, вытер ладонью пасть и заключил: – Всё же я, как истинный феликефал, предпочитаю мандарины. Но ваши апельсины, надо признать, ничего.
«Только не подавитесь…» – пожелал генералу про себя Репрев.
Генерал приподнял за горлышко с пола фиолетовую бутыль и покачал её вверх-вниз, взвесив.