В левом верхнем углу полотна неизвестный художник поместил челнок – волны перемалывали его, захватывая в водоворот. Кому-то в челноке виделся терпящий крушение старик-кинокефал, кому-то челнок казался брошенным. Каждый трактовал его присутствие на картине по-своему: кто-то как символ вселенского одиночества, кто-то – как гимн бунтарству, но большинство сходилось на том, что челнок кричал всем не соваться в Коридор. Сам генерал Цингулон от лица отряда сделал официальное заявление, что к челноку они не имеют никакого отношения, он всего лишь вольность художника, и никакого подтекста в нём нет, в особенности – гимна бунтарству.
Вдоль вала подсолнухами вырастали жёлтые знаки, предупреждающие об опасности незаконного – как, впрочем, и законного, – проникновения в Зелёный коридор: «Проход запрещён!», «СТОП!» (такими большими буквами, что их видно издалека), «Дальше путь – к потере себя!» (этот знак особенно нравился Астре, хоть к границе он был не ходок: потерять себя как – физически или духовно, или всё разом?), «За стеной вы не найдёте ничего, кроме своей погибели!».
Но стена не особо нуждалась в предупреждающих знаках – её стерёг отряд: рослые, крепкие кинокефалы, как на подбор, стояли плечом к плечу. Как же некоторые смельчаки умудрялись пробираться через границу, обводя вокруг пальца сторожевых? Для мирных граждан этот вопрос и по сей день оставался загадкой. Но цифры говорили сами за себя: каждый день в городе кто-то да пропадал.
Гостей города стена поражала своей живой, но тягостной, как зависшее грозовое облако над головой, монументальностью – её видно из любой части города, и пропустить было трудно. Коренные жители тоже хоть раз на дню да бросали беглый взгляд на вал. Когда за него забиралось солнце, оно мутнело слюдой, и город погружался во тьму. А в дурную погоду стена становилась особенно мрачна, и мерещилось, будто волны бушуют с новой силой.
У вала и остановился грузовик. Оборвался храп мотора.
Бросив посты, к грузовику поспешили отрядовцы: они встали по обе стороны от двери кузова, образуя живой коридор, и по нему, но уже в Коридор зелёный, наощупь, ступая с осторожностью, прошли подталкиваемые дулами в спины, ещё ослеплённые искатели. Впереди, под поклоны отряда, к массивной железной с вентилем двери с ржавыми подтёками вышагивал генерал Цингулон.
– Мы уже в Зелёном коридоре? – не стерпев, спросил Репрев, крутя мордой. – Потому что я не чувствую никаких изменений, типа вибраций там или ещё чего.
– Вы и не должны чувствовать никаких изменений, – с видимым недовольством ответил Цингулон. – Мы ещё не вошли. Но, уверяю вас, разницы от пребывания по ту сторону или по эту вы не заметите.
Генерал встал у двери, полуобернулся через плечо, кивком дал сигнал отряду. Короткий поводок, на котором вели Репрева, дёрнули, приказав стоять; остальных искателей тоже остановили – из живого коридора потянулись руки отрядовцев и легли им на груди.
Вентиль генерал крутить не стал, вместо этого он водил по двери пальцем, и под пальцем проступала зелёная краска. Когда Цингулон закончил с рисунком, у него получилась какая-то невозможная фигура в виде треугольника: вентиль закрутился сам собой, и дверь, отхаркиваясь затхлой водой, с трубным рёвом открылась. Генерал уступил дорогу преступникам – их ввели в Зелёный коридор четверо отрядовцев, а сам Цингулон остался за дверью. Искатели разминали веки, прогоняя просеивающийся через волны солнечный свет: без чьей-либо помощи зрение вернулось к ним, едва они пересекли границу. И первым, что увидели искатели, были наставленные на них ружья. Агния тут же крепко прижала к себе Умбру и украдкой поцеловала его в лоб.
Пресекая возможные глупые вопросы, Цингулон сказал:
– Малахитовые краски не действуют в Зелёном коридоре. Видимо, его создатель посчитал, что с ними будет слишком просто. Именно поэтому краска на ваших глазах растаяла, как снег. Поэтому зря вы, Агния, взяли с собой малахитовую кисть. Но это всецело моя вина – забыл вас предупредить, – генерал довольно покрутил усы, задумавшись, и продолжил: – Я бы выступил перед вами с речью, но, увы, не успел к ней подготовиться. И полагаю, при данных обстоятельствах она была бы неуместна. Тем не менее я и мой отряд желаем вам удачи. Мы верим в вас.
Генерал снова довольно, по-кошачьи, улыбнулся и жестом приказал четверым покинувшим Коридор отрядовцам затворить дверь.