— Чего это Стрёма был? — спросила мать Веню, входя во двор.
— Свадьбу играть хочет!
— Ахти мне! Аккурат в пору!.. Давай, Веня, веревки — белье вешать.
Веня достал с подволоки веревки и начал с сестрой Хоней протягивать их тугими струнами по двору. Он влез на березку и, захлестнув веревкой ствол, оглянулся на мать.
— Сколько раз тебе говорить: не лазь на дерево, не вяжи за березу — на то костыли есть. Вот я тебе! — сердито кричит Анна.
Веня с притворным испугом спрыгнул с березы.
Мать вошла в дом.
— Обрадовал жених тебя, Наталья?
Дочь молча кивнула головой, подняв на мать красные, заплаканные глаза.
— Чего ж ты будто не рада?
— Не смейтесь, маменька, и без того тошно до смерти.
— Я не смеюсь. До смеху ли! Что ж ты ему сказала?
— Что я могла сказать?! Ведь убьют его! Вот у няни Хони в Синопе жениха убило...
— Эко дело — убьют! Я за твоего батюшку шла — не думала, не гадала, убьют иль что. Наглядеться не успела, а у него отпуск кончился. Я Михайлу родила в тот самый день, когда батенька под Наварином сражался с турками. Ранило, а жив остался. Да мы с тех пор еще сколько детей народили! Наше дело матросское уж такое.
— Маменька, так ты велишь мне за Стрёму сейчас идти?
— Воля твоя.
— Да ведь куда мне идти, коли его убьют на войне?
— В отцовский дом придешь, не выгоним...
— Маменька, свет мой ясный! — радостно воскликнула Наталья и залилась слезами.
Со двора послышались голоса. Мать выглянула за дверь и со смехом сказала Наташе:
— Еще жених пришел!
Веня на дворе, визжа от восторга, приветствовал нового гостя:
— Митя! Ручкин! Слушай... Какие депеши передавали? Что царь — получил депешу? Ответил князю?
— Погоди, Веня, твой черед потом. Дай мне поздороваться да потолковать с Февроньей Андреевной...
— Со мной много не наговорите, Митрий Иванович, — ответила Хоня. — Подите в горницу — там маменька с Наташей.
— А мне с вами более приятно... Вот вы какую иллюминацию наделали! Будто на флоте по случаю Синопской победы.
— И правда: двор, увешанный разноцветным бельем, напоминал корабль, расцвеченный флагами в праздник.
Хоня крепко сжала губы, отвернулась от Ручкина и ушла в самый дальний угол двора что-то там поправить.
— Экий я олух! — вслух выбранил себя Ручкин, спохватившись, что напрасно упомянул о Синопском сражении, и вошел в дом.
Веня — за ним.
— Шел я мимо с дежурства да думаю: зайду по пути... — объяснил Ручкин свое посещение, улыбаясь во все лицо.
— Нынче, видно, к нам всем по пути будет, — ответила Анна. — Скоро, поди, Мокроусенко с Погребовым пожалуют.
— Стрёму я встретил... Видно, тоже у вас был? Да что-то идет расстроенный.
— Да чему радоваться-то? Ты один сияешь, как медный таз, словно тебя бузиной натерли.
— Дела, конечно, не веселят, пока, однако, нет места и для печали... А Мокроусенко я тоже видел: он и точно говорил — надо зайти с Ольгой Андреевной повидаться.
— Вчера на бульваре видались, — промолвила Наташа.
— Время военное. Час за сутки считать можно. Вчерась, кто бы думал, а сегодня англичане в Евпатории высадку сделали!
— Полно врать! — оборвала Ручкина Анна.
— Мне врать не полагается, Анна Степановна, я человек присяжный. Сам депешу с Бельбека принимал и своей рукой на бланке князю Меншикову адресовал... Комендант Браницкий отступил из Евпатории по дороге на Симферополь... Англичане высадили три тысячи человек при двенадцати пушках.
— Что ж майор ушел без боя? Стыдовина какая!
— А что он мог поделать? У него команда слабосильных в двести человек. Против такой-то силы! Английский адмирал подошел к городу на пароходе и пригрозил сжечь город, если не сдадут.
— Что же князь-то делает?
— Князь армию бережет. Армия стоит на реке Альме, заняв позицию. С сухого пути к флоту не подступиться. Да и место открытое. Князь так думает — пускай все на берег вылезут, мы тут их и прихлопнем.
— А князь-то тебе говорил, что думает? — с насмешкой спросила Анна.
— Самолично с ним беседовать не пришлось, а все идет через наши руки. И своя голова у меня на плечах есть, могу понять! У нас на телеграфе...
— А ты бы поменьше болтал, что у вас на телеграфе, — резко сказала вошедшая в дом Хоня.
Ручкин обиделся и смолк. А ему-то как раз хотелось именно теперь, когда появилась Хоня, похвастать тем, что он знал.
Наташа принялась снова стучать коклюшками. Хозяйка у печи, не обращая на Ручкина внимания, словно его и нет, чем-то там занялась. А Хоня прошла мимо Ручкина два раза так, будто он ей на дороге стоит.