— Погодите! — сдавленным голосом прошептал Арматов. — Погодите! Ну, а если… если… дадите мне слово, если… я… все… все… по правде, по чистой совести… дадите мне слово, что вы оставите в покое мою несчастную сестру? Клянусь вам, ведь она не знает всей грязи! Не имеет понятия! Это святая девушка! Верьте, что я всю жизнь посвятил ей! Берег ее! Мечтал сделать счастливой. Дайте мне слово, что вы оставите ее в покое, и тогда… я расскажу вам все! Даете?
— Конечно, конечно! Но я проверю раньше… — опустил глаза Пытальников, — и если все будет так, как вы покажете, та… несомненно… я постараюсь… Конечно, закономерно… выполнить ваше желание!
Пытальников перетряхнул бумаги, потер правую руку и уже приготовился писать, но… в этот момент вошел прокурор.
Пытальников встал, поздоровался и под руку отвел прокурора в дальний угол. Прокурор выслушал доклад и, откинув голову, величественно удалился.
Пытальников взял перо в руки.
— Так вот-с, я… жду!
— Начну с того, — начал Николай Платонович, — что отца своего я не знаю и кто он был, так узнать и не мог! Мать меня прижила после разрыва с господином Арматовым и, видимо, мое появление на свет было дли нее крайне нежелательным сюрпризом! Добрая старушка, компаньонка матери, жившая в дни моего детства у нас в доме, впоследствии рассказывала мне, как мать, забеременев мною, принимала разные лекарства, скакала верхом и, несмотря на все это, хоть преждевременно, но родила меня благополучно. Вскормила меня и поставила на ноги компаньонка; мать даже и не интересовалась мной! Только тогда, когда я надел гимназический мундир, мать впервые поинтересовалась мной и приказала привести к себе в будуар.
— Почему он такой бледный? — обратилась она к экономке. — И мундир какой-то куцый! Ну, ступай, господин гимназист!
Вот все, что она нашла нужным сказать мне; я не особенно огорчился, так как и не ожидал от нее чего-либо лучшего. Зато с каким восторгом сестренка Аня рассматривала мой новый мундир и как крепко целовала меня! Брошенные матерью, мы невольно привязались друг к другу…
— Сестра моложе вас?
— Да! И отцы у нас разные! Отца Ани я знал. Он умер недавно! Зарвался на бирже и пустил нулю в лоб!.. Да! Кстати скажу, что меня тогда поразила необычайная роскошь будуара… Наша детская была рядом с кухней… о парадной лестнице мы не имели понятия… И я, и Аня, мы были для матери обузой! По зимам у нее каждый день собирались гости. Была музыка, пение… Да!.. Позвольте… Как это вышло?.. Да! да!.. Каждое лето мы ездили в имение, но раз мать задержалась в городе… Ее не пускал… любовник… Старушка возмутилась, поругалась с ней и, придя в детскую… все выложила перед нами. Тогда и мы возненавидели мать! И я дал себе клятву при первой возможности бежать от мегеры, но… сестренка и слышать не хотела об этом… А бросить ее одну я был не в силах! В имении жизнь наша делалась раем! По целым дням мы исчезали из дома с нашей добрейшей Луизой Карловной…
— Как вы сказали?.. Луизой Карловной?.. Это кто же Луиза Карловна?
Пытальников произнес все это сразу, без передышки, и в голосе его чувствовалась какая-то тревога. Арматов даже удивленно взглянул на него:
— Луиза Карловна… компаньонка матери… старушка… Я все время про нее и говорил!
— Да! да! да! — подхватил следователь. — Я понимаю, понимаю! Странное совпадение! — дернул он головой.
— Что вы сказали? Я не понял? — снова взглянул на Пытальникова Николай Платонович, но следователь не слыхал вопроса Арматова: он быстро перелистывал дело, твердя все время:
— Ирина, Ирина, Ирина…
Но вот он, наконец, нашел то, что искал и громко, встряхнув пером, произнес:
— Пе-тров-на!..
— Ирина Петровна! — как эхо, повторил Арматов.
Следователь опомнился. Смахнул платком холодный пот со лба и хриплым голосом пробормотал:
— Ах, эти собственные имена! Плохая память у меня на собственные имена! Продолжайте! Продолжайте!.. Ну да! Да! Да! Продолжайте!..
— Когда я окончил гимназию, сестра перешла в шестой класс. Мать до экзаменов уехала в деревню и сообщила Луизе Карловне, что раньше первого июля нас к себе не возьмет, так как хочет заняться ремонтом всех построек. Мы поверили этой басне и отправились погостить к тетке… Каково же было мое удивление, когда я случайно узнал от садовника, что моя «прелестная» маменька справляет медовый месяц с каким-то заезжим землемером! Я взбесился и написал ей дерзкое послание. Мог выйти грандиозный скандал, но тетка все умиротворила, и мы с сестрой были отправлены в Кряжи.
— Ваше имение?
— Да! Осенью я поступил в университет… стал усиленно работать и запасся уроками. Прекрасное знание языков давало большой заработок; Я снова начал мечтать о том, чтобы вырвать Аню из проклятого гнезда, но уговорить не мог… И ради нее должен был жить под кровом этой…