Быстро, легко перекинулся Сапега через стойку, что даже смутило Клопа, обычно не позволяющего никому проникать сюда.
— Вот, здесь все, что надо: чернила, бумага! — направляясь к конторке, сказал Сапега, как будто остальное было понятно само собой. — Пожалуй-ка сюда, Иваныч. Пиши.
— Пишу, пишу… Энто мне в привычку… Што писать-то?
— Сего года, числа первого апреля. Поселок «Ледяной Ключ»… в округе Клондайка. Есть, ладно. «Я, нижеподписавшийся…»
— Это што же, вексель, што ли ча? Али какое-либо монетное обязательство?.. Так…
— Не волнуйся. Пиши. Сейчас узнаешь. Ну-с. «Находяся в здравом уме и полной памяти…»
— Завещание?! Хе-хе-хе! Ну и затейники! Ну, забавники!.. Што придумали… Чисто — первое апреля! «В здравой памяти и полном уме…» — отчетливо вывел на листке Клоп, все более и более входя во вкус игры, а сам уж продолжал: «…завещеваю усе свое движимое и недвижимое имущество в свой наличный капитал, где бы есть оный ни показался…» А — в чию пользу? Уж не детям же да не жонке, вестимо?.. Хе-хе-хе!..
— Понял. Молодец! Конечно, не им. Ведь нынче…
— Первое апреля! Вестимо! Так тебе, Совести моей, што ли ча? Как звать-то вас, пане Сапега, по-настоящему? Не ведаю, уж не взыщите…
— Нет, не мне. Вот ему!
Сапега кивнул на Козодоя, который не то хмурился, не то готов был безумно расхохотаться.
— А!.. Их я знаю… Видел ихнее рукоприкладство. Значитца, — «завещаю Василию Семенычу Горелину, меща…»
— Потомственному дворянину.
— На-ко-ся! А я и не знал! Ладно. «Дворянину… в полную праву и собственность…»
— «Но с условием, — стал внятно диктовать Сапега, — чтобы сей В. С. Горелин до смерти моей жены и детей имел о них личное попечение или обеспечил капиталом…»
— «Капиталом…» Умно! Не сможет обидеть семейству мою… хе-хе-хе!.. Все? Подпись приложить?
— Нет еще! «А сам я от укоров совести моей и за прошлые грехи…»
— «Грехи…» хи-хи-хи!.. Ишь, затейники!.. «Грехи…» Далее…
— «Руки на себя налагаю… Богу душу предаю». Подписывай.
— Хе-хе-хе!.. хо-хо-хо!.. Ну и ловко же!.. Готово. Подписано. Песочком, годи, засыплю… не размазать бы… хе-хе- хе!.. Документ ва-ажный, поди!.. Што? и свидетели руку прикладывают? — заливаясь хохотом, еле проговорил Клоп, видя, как Сапега и Толстяк подписались под документом.
— Вот энто дело! Все по хформе. Што же, теперя давить меня учнете? Али самому надоть?.. Хе-хе-хе…
— Понятно, самому. Выбери веревку. Ты ведь знаток!..
— Уж спецылист, што толковать! Вот, самая она: ни тонка, ни толста. Шеи не порежет и затянет в лучшую! Мыльцем ее теперя, голубушку!.. Петельку здеся… вот так! — совсем оживляясь, припоминая прежнее ремесло, ловко смастерил Клоп скользящую петлю на одном конце, а другим — перекинул веревку на крюк и закрепил там прочно.
— Готово. Табуретик вот надоть… Энтот выдержит. Вот так…
Сопя, продолжая беззвучно хохотать, Клоп пододвинул табурет, встал на него и собрался сунуть голову в петлю, но вдруг остановился:
— А… руки-то как же? Я — рукам, ногам махать стану… Не мадель!.. Связать надоть. Хе-хе-хе!..
— Надо, надо! — улыбаясь, подтвердил Сапега и осторожно, но ловко перехватил обе кисти Клопа концом бечевки, соединив их за спиной лавочника.
— Ин, добро. Маненько высоко петелька… Вот, потянуться надоть… Спасибо, так, пан Сапега… Ишь, Совесть-то моя и в петлю мне лезти помогает!.. Ха-ха…
Довольный смех бывшего палача неожиданно оборвался, сменившись каким-то клекотом, гортанным хрипом.
Сапега не только помог Клопу… Внезапным сильным толчком он вышиб табурет из-под ног жертвы.
Грузное тело повисло, веревка напряглась, как струна, заскрипев на крюке своим свежим узлом.
Как-то странно, всем телом закорчился, стал извиваться лавочник, словно огромная, висящая на крюке круглая рыба. Руки бессильно дернулись, ноги заплясали…
Приятели, кроме Сапеги, отвернулись, не видели, как багровое лицо синело, темнело, чернело; как вывалился прикушенный язык и прекратились последние судороги казненного человека.
Быстро развязал Сапега бечевку на руках лавочника и окликнул товарищей.
— Идем, пора…
По дороге он взял с конторки завещание, сунул его себе в карман и все трое поспешно вышли из лавки на пустую площадь.
Шутка была кончена…
Георгий Чулков
КАК Я БЕЖАЛ ИЗ ТЮРЬМЫ
Илл. В. Сварога
Меня арестовали в мае. Весенние дни всегда волнуют меня, и весеннее солнце влияет на мою душу и мое тело, возбуждая силы, желания и мечты. Быть может, потому решился я тогда бежать из ненавистной тюрьмы.