Он выбрал говорить.
— Они сказали, что он устойчив к антибиотикам, но не заразен. Тем не менее...
— Для мужчины твоего возраста это смертельно.
Он будто вздохнул с облегчением.
— Здешние врачи хотели попробовать все эти новые лекарства и что-то там еще. Часть меня говорила забыть об этом, я не собирался становиться подопытной морской свинкой. Но потом моя внучка... — Он весело рассмеялся, вспомнив ее. — Она пришла домой вся в слезах, и хотя я уже привык к такому, я все же уделил ей внимание и слушал, пока она жаловалась на героя книги, которую прочитала. Она поносила его последними словами. Утверждала, что он должен был бороться за жизнь ради любви и бла-бла-бла. А когда в конце своей напыщенной речи она обняла меня, я понял, что все-таки стану подопытной морской свинкой.
Я чувствовал боль, скользившую вокруг меня темной змеей. Я не хотел впитывать его боль, но не мог ничего с этим поделать.
— Уверен, ты приготовил для меня более официальную прощальную речь, чем этот звонок, поэтому выкладывай, что тебе от меня нужно, Альфред?
— Да, — сказал он, наконец. — Но я хочу, чтобы ты пообещал оказать мне услугу.
Неизменный Альфред.
— Я слушаю.
— Мы не будем публиковать твой следующий роман, потому что он скучный.
Я сделал паузу, пытаясь убедить себя, что ослышался, но не смог.
— Извини, ты только что сказал, что трагедия, являющаяся одной из моих прошлых жизней, скучная?
— Да, — ответил он и сразу пожалел об обещанной услуге. — Он скучен только потому, что заканчивается так же, как и предыдущие твои книги. Теперь все знают тебя в лицо. Они будут ожидать чего-то особенного от своего настоящего героя, и мы не можем выдать им все то же самое.
— Так ты хочешь, чтобы я написал «и жили они долго и счастливо»? Они ускачут в радужный закат? — Он, должно быть, издевался надо мной. — Для всего остального мира это выдумка, но для меня это автобиография. Я не могу писать то, чего не было!
— Я знаю, Малакай. Я знаю, и поэтому мне нужна от тебя услуга, — сказал он, и я немного расслабился.
— Какая?
— Моя внучка, — выложил он карты на стол. — Она умная, красивая, веселая и настолько странная, что это восхитительно, но самое важное, она добрая, всегда заставляет окружающих улыбаться, и... и я не хочу, чтобы она запомнила меня... таким. Не хочу, чтобы она плакала надо мной, пока меня не будет. А так как ты теперь знаешь, кто твоя прошлая любовь, я надеялся, что Эстер сможет провести пару следующих недель в Монтане с тобой, пока я буду проходить здесь лечение. Она фанат твоих романов. Фактически, мега-фанат. Она та, кто озаглавил большинство твоих книг и ведет твою фан-страничку. Если кто и сможет помочь тебе написать счастливый конец, так это она. Она не проблемная, ты даже не заметишь, что она там...
— Отправь ее, как только будешь готов.
Ему вообще не нужно было ничего объяснять. Ему хватало просто попросить.
— Не знаю, как насчет книги, но я подыграю пока... пока ты не вернешься.
— Спасибо.
— Я человек слова.
Не важно, в какой жизни, если кому-то из семьи Ноэль понадобится помощь, я предложу ее. Это был мой вечный долг.
17 июня 1853 г. — приход Сент-Джеймс, Луизиана
— Вы уверены, что с леди все в порядке? — спросил меня Филипп де Ноэль, стоя над нами и крепко держа деревянную доску. Я ждал ее ответа, потому что знал так было предпочтительнее для него. Девушка не сказала ни слова, и тогда даже я посмотрел на нее, желая убедиться, что она в порядке, но она просто улыбнулась с блестящими от волнения и ликования глазами.
— Мэри-Маргарет? — я позвал ее по имени, чтобы привлечь ее внимание, и тогда она моргнула и перевела взгляд своих зеленых глаз на доктора Ноэля.
— Я более чем в порядке, сэр. Спасибо. Вы очень любезны и добры, помогая нам.
Когда я оглянулся назад, на его застывшем белом лице было написано ожидание, что сейчас-то она одумается... сейчас, когда мы были в нескольких милях от ее дома и моего рабства, прятались в грязной канаве, пытаясь сбежать на север.
— Я вернусь ночью.
Он протянул руку вперед и осторожно опустил мне в руки флягу с водой и корзину с персиками, которые росли позади дома.
— Они для нее, ты слышишь меня, парень?
Я кивнул. Я был более чем счастлив отдать их ей.
— Я никогда этого не забуду, доктор Ноэль. Я ваш должник навеки.
Он ничего не ответил. Он быстро опустил доску над нами и прикрыл ее ветками так, что только немного света пробивалось через них.