— Кажется, я не смогу ходить? — усмехнулась она, поигрывая с краем моих боксеров.
Я не мог сдержать усмешки.
— Когда не сможешь ходить, я тебя понесу.
— Обещаешь?
— Клянусь.
— Тогда не сдерживай себя.
С удовольствием.
***
— Нарисуй меня, как одну из твоих француженок, Джек.18
Подняв взгляд от скетчбука, я увидел, что Эстер стоит передо мной в нежно-розовом шелковом халате, который она слегка спустила с плеч, специально выставив вперед свою гладкую темную ногу. Она словно воплощение красоты, но эта строчка... Я не смог сдержать смех.
— Правда? — спросил я между приступами смеха.
Кивнув, она широко улыбнулась и подошла к дивану.
— Ты не представляешь, как давно я хотела это сказать. И сделать так.
В тот момент, как она скинула халат, мой смех перешел практически в кашель, и я понял, что не могу оторвать взгляд от изгиба ее груди и талии. Я уже изучил ее всю, и все равно ей удалось без всяких усилий лишить меня воздуха.
— Как мне лечь? — спросила она, располагаясь на диване, пока я пытался снова нормально дышать. В конце концов, ее уверенность немного уменьшилась, и она медленно скрестила руки на груди.
Отложив в сторону альбом и карандаши, я поднялся с расстеленного напротив дивана ковра и подошел к Эстер, которая откинулась назад.
— Ты делаешь это намного сильнее, чем мне представлялось в голове, — прошептала она, когда я повернул ее подбородок.
— Хорошо, — я усмехнулся и кивнул, показывая направление. — Повернись немного. Да, вот так.
Взяв несколько подушек с дивана, я стал кружить над Эстер, укладывая ее руки и располагая бедра. Она сжала губы, пытаясь не смотреть на меня, и я, не сдержавшись — потому что отчаянно желал ее внимания, — постучал пальцем по груди.
— Где твой бриллиант? — поддразнил я.
Она посмотрела на меня, а глаза ее — сияние драгоценных камней. Потянувшись к моему обнаженному телу, она приложила руку прямо напротив сердца.
— Самое ценное для сохранности я положила сюда.
Я проследил за ее рукой.
— Мудро ли это?
— Несомненно, — шепнула она, и голос Эстер заставил снова взглянуть на нее. — Ты хранишь его снова и снова, даже когда я забываю, даже когда... даже когда рядом с тобой нет никого, кто разделил бы твою боль... когда ты один. Прости, что не могла сделать того же.
И вот опять она... делает меня уязвимым... заставляет чувствовать, словно мы в одно и то же время встречаемся и прощаемся.
— Не шевелись. — Я отнял ее руку от себя, поцеловал и только потом положил ей на талию. Отойдя от дивана, я снова сел на свое место.
Снова посмотрев не нее, я заметил на себе ее серьезный, обжигающий взгляд, и пока часть меня наслаждалась тем фактом, что она знала, тоже чувствовала, насколько глубокие и бездонные у нас сердца, другая часть меня не могла совладать с силой этой реальности, чтобы отвлечь и Эстер, и себя, чтобы мы были просто Малакай и Эстер, а не многовековые любовники. Но она заговорила раньше, чем я успел запечатлеть этот момент.
— Мы никогда не были на Титанике.
Она не спрашивала, потому что это был не вопрос. Она вспоминала, хотела она того или нет.
— Нет, — мягко ответил я, продолжая рисовать ее от ног до головы, потому что каждая деталь ее тела вросла мне в память... Я просто глазел на нее, не в силах с собой совладать.
— То есть я все еще могу винить Джеймса Кэмерона за свои рыдания всякий раз, когда я слышу My Heart Will Go On.
— И Селин Дион.
Она тихо засмеялась.
— Точно. Я несколько удивлена, что ты знаешь фильм или песню.
— Почему? — спросил я, проводя линию от ее ног к бедрам.
— Ты сказал, что огородил себя от мира, так?
— Нет, — поправил я. — Я пытался. Это постоянная борьба с самим собой. Порой я не мог выносить тишину одиночества, потому выходил в мир, надеясь встретить тебя и справиться с этим. Я слышал твой голос и искал твое лицо в музыке, произведениях искусства, фильмах, пока меня опять не охватывал страх, и я снова не ограждал себя. Порой я был сосредоточен, но все же мир, в котором мы сейчас живем, не позволит избежать определенных вещей. Музыка звучит, пока ты ждешь лифт или просто идешь по улице. Подавляющую часть времени меня разрывало, я хотел больше, я боялся больше.
— Пока я... я ничего не помнила. — Она сдержалась, чтобы не зарыдать. — Почему я никогда не вспоминаю?
— Может, тебе и не нужно, — ответил я честно, рисуя ее плечи. — Может, это из-за меня. Мне не стоит вспоминать все. Но я вспоминаю, и это все портит.